Говорят, из-за всяких трюков у тебя постоянно где-то болит. И сейчас тоже?
Да. Сейчас болит спина, поэтому у меня с собой обезболивающее. Еще я не могу долго бегать: болят ноги. И поднимать тяжести из-за проблем с плечом. Мой доктор звонит мне каждые два месяца и спрашивает, когда я приду и заберу штифты для плеча. Последние лет пять я отвечаю, что загляну со дня на день. Чтобы боли в колене и спине не усиливались, я должен каждое утро упражняться. Ну и до кучи: я неважно слышу правым ухом.
Почему?
Из-за дырки в голове. В Югославии я прыгал со стены замка на дерево и упал. Мне сделали операцию и пять дней спустя отвезли в больницу в Париже. Там я провалялся еще десять дней. Затем вернулся на съемки.
И тебя никто не остановил?
Меня отговаривала вся съемочная бригада. Но надо было закончить фильм. Мы адаптировали сценарий, и меня снимали только с левой стороны, чтобы рану не было видно.
Даже не знаю, что страшнее – черепно-мозговая травма или операция в Югославии. За тебя, наверное, все жутко волновались?
На самом деле я довольно долго хранил все в секрете от близких. Знал только отец. Потом папарацци сфотографировал меня в больнице, и я понял, что фото мгновенно появится в газетах. Тогда я позвонил маме.
И сказал: «Мам, не волнуйся, у меня дырка в голове»?
Нет. «Мам, я в Париже». Она спросила, почему в Париже. Я соврал, что один из моих каскадеров получил травму, и повесил трубку.
На этом все закончилось?
Не-а. Через два дня мама звонит снова и кричит: «Я видела тебя в газете! Что произошло?!» Я сказал: «Мам, это такой PR-ход моего агентства. Всем наплевать на травмированного каскадера. Поэтому я притворился, что это я упал». А она снова кричит: «Нет, это приносит неудачу! Не делай так больше!»
Но потом-то она должна была увидеть шрам! Не спросила, откуда он?
Она пыталась его увидеть два года спустя, когда я приехал к ней в Австралию. Потому что ей еще раньше все разболтали люди, которые знали про травму. Я ее успокоил, сказал, что это мелочь, пустяк. Что газеты подняли шумиху только лишь для того, чтобы раскрутить меня.
И она поверила?
Она немедленно попросила показать ей шрам. Я показал ей неповрежденную сторону головы и сказал: «Ну, видишь, мам, ничего. Ни малейшей дырочки».
Тебе далеко за пятьдесят, и ты снялся более чем в ста фильмах. Но в последнее время играешь в основном мастеров, обучающих подростков тонкостям кунг-фу. Былых трюков не делаешь. Постарел?
Я уже не способен делать то, что делал двадцать лет назад. Это меня беспокоит. Я много видел, как приходят и уходят звезды боевиков. Как только они перестают драться, аудитория забывает про них. Мне необходимо менять амплуа. Я хочу стать азиатским Робертом Де Ниро – способным драться актером, а не актерствующим драчуном. Кто знает, может, я и снимусь еще в одном боевике. Я хочу показать зрителям, что еще на многое способен даже в мои годы.
Каково это – играть мастеров кунг-фу?
Вполне логичное продолжение карьеры. Раньше я все время играл учеников. Теперь я учу других. Я достаточно стар для этого.
В фильме «Карате-пацан» есть сцена, в которой ты плачешь. Довольно нетипично…
О, это гораздо сложнее, чем сцены с драками. Тебе приходится весь день держать себя в соответствующем настроении. Я старался думать о грустном – об отце, о матери, которых со мной больше нет. Это нелегко.
А романтическую роль тебе никогда не хотелось сыграть?
Да с радостью! Если бы мне кто-нибудь заплатил за это, я бы подписался не раздумывая. Пляж, подходящая музыка, поцелуй на закате. Но мои продюсеры, похоже, это себе не представляют. Это не тот Джеки Чан, который им нужен. Мне, скорее, придется и дальше сниматься в фильмах про карате-пацанов.
Ты сказал, что хочешь повторить путь Роберта Де Ниро. А зрители не будут против?
Пусть привыкают.
Ты не боишься их обидеть такими словами?
Я на волне успеха уже тридцать лет. Я все делал, что от меня хотели. Джеки Чан – как банк: все приходят, все пользуются услугами. Всем всегда нравится то, что я делаю.
Но если с карьерой драматического актера дело не задастся, ты, как минимум, сэкономишь на страховках.
Да уж, это точно. Мне до сих приходится объяснять им каждый трюк, каждую деталь работы. Раньше меня вообще никто не хотел страховать – мол, слишком опасно. Теперь хоть с этим покончено.
