Человек может всю жизнь носить маски, и только перед лицом смерти каждый становится самим собой. Именно поэтому нам интересно было узнать, как умирали властители дум, конструкторы человеческой морали и аморальности.
Антон Павлович Чехов, 1860-1904
Умирал Чехов на курорте Баденвайлер в Германии, в присутствии жены и доктора-немца. Он давно болел туберкулезом, был слаб, пульс почти не прощупывался. Врач, понимая, что происходит, и зная, что Чехов тоже доктор, велел дать умирающему бокал шампанского. Говорят, это старая традиция медиков. На словах, правда, он Антона Павловича успокаивал. Однако тот сказал жене: «Я умираю». И — вот что значит воспитанный человек! — повторил то же самое по-немецки, для доктора. Взял бокал, сказал: «Давненько я не пил шампанского», осушил его, повернулся на левый бок и вскоре преставился.
Граф Лев Николаевич Толстой, 1828-1910
Последние дни Толстого прошли в домике начальника железнодорожной станции Астапово. Писатель болел воспалением легких и покидал свое имение в Ясной Поляне уже нездоровым. В последнее путешествие, не имевшее четкой цели, он отправился со своим личным доктором. Позже к ним присоединилась младшая дочь Толстого, Александра. В дороге писатель почувствовал себя скверно и вынужден был сойти с поезда.
Узнав о его болезни, в Астапово приехали родственники, газетчики, доктора, представители духовенства — последние надеялись, что Лев Николаевич на смертном одре примирится с церковью, но нет. Жену к нему не пускали. Похоже, сам Толстой не хотел ее видеть.
Еще будучи в сознании, говорил: «Пропасть людей на свете кроме Льва Толстого, а вы смотрите на одного Льва. Мужики так не умирают». Чуть позже прошептал сыну: «Серёжа… истину… я люблю много, я люблю всех». Последними же словами Толстого были «Не надо морфину». Тогда умирающим вводили морфий, чтобы облегчить уход, а писатель хотел умереть с ясным сознанием. Однако укол все-таки сделали.
Федор Михайлович Достоевский, 1821-1881
Примерно за месяц до смерти доктора предупреждали писателя, что из-за эмфиземы легких мелкие сосуды в них могут порваться из-за физического напряжения. Так и случилось. Несколько горловых кровотечений подряд ослабили Федора Михайловича. О последних днях Достоевского журналист Суворин вспоминал, что он «то ждет смерти, быстрой и близкой, делает распоряжения, беспокоится о судьбе семьи, то живет, мыслит, мечтает о будущих работах, говорит о том, как вырастут дети, как он их воспитает».
За несколько часов до кончины писатель попросил жену принести Евангелие и, раскрыв его наугад, почитать ему. Услышав слова «…Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду», Достоевский сказал супруге: «Ты слышишь — „не удерживай“, — значит, я умру». И умер — спокойно, со всеми попрощавшись.
Иван Сергеевич Тургенев, 1818-1883
Умирал Тургенев в Париже, в присутствии своей возлюбленной Полины Виардо и ее семьи. В полубреду прощался с ними по-русски, забыв, что они его не понимают. Перед этим он тяжело болел, у него был рак позвоночника, и спать мог только с морфином. Но под конец тот уже не помогал. У посещавшего его Ги де Мопассана Тургенев просил принести револьвер, хотел прекратить свои страдания. Последними словами Тургенева, бывшего в бреду, были «Прощайте, мои милые, мои белесоватые».
Михаил Афанасьевич Булгаков, 1891-1940
Примерно за полгода до смерти Булгаков сдал пьесу «Батум», написанную им о Сталине. И пьеса была хороша, и вождь в ней был выписан живым и человечным, но сам генсек ее и «зарубил» по каким-то сложным соображениям. Между тем дело было в 1939-м, и для писателя «Батум» был шансом на спасение — «окончательной бумажкой», после которой его и жену точно не тронут.
После того как пришло известие о запрете пьесы, у Булгакова обострился нефросклероз, осложненный артериальной гипертонией. В какой-то момент он даже ослеп. По приказу Сталина писателя лечили лучшие в СССР врачи, его отправили в санаторий в Барвиху, и зрение вернулось, но болезнь почек прогрессировала.
Умирал он плохо, помимо боли его мучило сильнейшее тревожное расстройство. Михаилу Афанасьевичу казалось, что сейчас в квартиру ворвутся, его схватят и заберут. Он звал первую жену, Татьяну, просил у нее прощения за измену. Говорил третьей жене, Елене, о любви. Спрашивал риторически: «За что меня били?.. За что жали?.. Я хотел жить и работать в своем углу… Я никому не делал зла…»
Владимир Владимирович Набоков, 1899-1977
В 1977 году автор «Лолиты», живший тогда в Швейцарии, упал во время охоты на бабочек — поскользнулся и скатился со склона. Хотя обошлось без переломов, 78-летний писатель попал в больницу и начал угасать. Незадолго перед смертью к нему приходила Белла Ахмадулина, которой он сказал: «А жаль, что я не остался в России, уехал… Кто знает, может быть, я выжил бы. Зато потом я стал бы совсем другим писателем, и, может быть, гораздо лучше».
Сергей Донатович Довлатов, 1941-1990
До самой смерти Довлатов выглядел человеком крепчайшего здоровья, временами уходил в запои, ночевал у любовниц. Единственное, что его всерьез мучило — депрессия. В день смерти он был у своей старинной подруги, к которой по обыкновению приезжал «на просушку» — тормознуться с алкоголем. От нее писатель и позвонил Петру Вайлю, сообщив, что видит, как по потолку идут трещины.
Стало понятно, что дело плохо. Ему вызвали скорую, два санитара-пуэрториканца — дело было в Нью-Йорке, в эмиграции — привязали Довлатова к носилкам и отнесли в машину. Страховки у него не было, и скорая объехала шесть больниц в поисках места, где его взяли бы. В машине Довлатов и умер — по официальной версии, от сердечной недостаточности. По всей видимости, на фоне абстиненции.
