Больше всего мужчин привлекают два типа людей: женщины, которыми мы бы хотели обладать, и мужчины, которыми мы хотели бы быть. С женщинами в этом месяце план перевыполнен, осталось написать об Уинстоне Черчилле, и будем считать, что месяц удался.
Рожденный на шубах
Когда появляешься на свет в 1874 году, да еще в семье, принадлежащей к самой высшей британской знати, категорически не стоит рождаться семимесячным: скандала не оберешься. Семейство Спенсеров-Черчиллей, герцогов Мальборо, изо всех сил старалось замять слухи. Но все дело в том, что юная супруга Рэндольфа Черчилля, очаровательная американка Дженни, слишком усердно танцевала на балу в родовом поместье Бленхейм, вот и пришлось Уинстону-Леонарду издать свой первый крик в гардеробной — горничные успели только скатерть постелить на ворох дамских шуб, а доктор добежал, когда все уже, считай, свершилось. Правда, недоношенным младенчик, рыжеволосый крепыш, отнюдь не выглядел, так что злые языки все же шептались о том, что американская невеста-миллионерша, похоже, не теряла даром времени во время помолвки с герцогским сыном.
С другой стороны, должно было хоть что-то омрачить жизнь малютки? А то добрые феи явно толпились тогда в гардеробной, толкаясь локтями, а самым невезучим даже пришлось ждать очереди в коридоре. В результате Уинстон Черчилль оказался наделен буквально всеми благами, которые только может пожелать себе человек. Он обладал отменным здоровьем, приятной внешностью, был богат и до неприличия знатен, его ждали всемирная слава, семейное счастье, долгая жизнь и масса приключений, а вдобавок ко всему его щедро одарили талантами писателя, полководца, художника, оратора и спортсмена. Правда, ему никогда не давалась латынь, единственная неудача в его жизни была связана с отчаянными попытками постичь сию премудрость. Видимо, фея латыни не сумела пробиться через толчею. Во всем остальном Уинстон Черчилль был самим совершенством.
Особенно ему повезло, что его отец был лишь третьим сыном герцога, и, стало быть, мальчику почти не грозил титул. В Англии все устроено так, что если ты имеешь титул, то палата общин — самая важная часть британской политической машины — для тебя закрыта. Тебя пустят лишь в палату лордов, где ты будешь изо всех сил поддерживать славу Британии в стороне от реальной политики.
Учился Уинстон плохо. В привилегированной школе Харроу учителя хором отзывались о нем как о замечательно неспособном ребенке, единственной положительной чертой его была лишь безмятежность, с которой мальчик относился к телесным наказаниям. Сей стоицизм и навел родителей Уинстона на мысль, что, пожалуй, их сын создан для военной карьеры, тем более что на это намекала и няня Уинстона, занимавшаяся его воспитанием. Родители его давно жили раздельно, мать была поглощена светской жизнью, а отец болел сифилисом, играл на бегах, поглощал наркотики, страдал маниакально-депрессивным психозом и меньше всего годился на роль мудрого наставника.
Но отцовский совет поступать в военный колледж в Сандхерсте пришелся Черчиллю по душе. Несколько раз срезавшись на экзаменах (привет, латынь!), он все же поступил и окончил учебное заведение в числе лучших учеников. Уинстон был определен в элитный 4-й гусарский полк, расквартированный в то время в Англии. Мирная гарнизонная жизнь раздражала его. Бюстик Наполеона, стоявший на письменном столе, ухмылялся Уинстону все ехиднее. Великий корсиканец, похоже, больше не считал, что рыжий британец может составить ему конкуренцию: любому герою нужна война, хотя бы самая маленькая, а войны-то как раз и не было.
Кровь и чернила
В 1895 году началось кубинское восстание. Островитяне решили-таки свергнуть своих испанцев, и Уинстон, почуяв возможность битвы, кинулся писать прошение об отпуске. Не успели на командирской подписи высохнуть чернила, как парень уже плыл на Кубу — сеять смерть среди повстанцев. Три недели сражений в составе карательной экспедиции принесли Уинстону испанский орден, веру в свою военную удачу и массу сожалений о том, что мятежники оказались всего-навсего крестьянским сбродом, вооруженным как попало и сражавшимся без малейшего представления о стратегии и тактике. Уинстону Черчиллю хотелось настоящей войны.
Как назло, его полк решено было перевести в индийский Бангалор. Хуже этого ничего нельзя было представить. Уинстону выделили офицерский коттедж с огромным садом, где росли сотни видов роз, над которыми трудились три садовника; в доме суетились индийские слуги и горничные. А он изнывал от тоски. Заняться тут было решительно нечем: Черчилль любил играть в поло, но и с его помощью нельзя убить больше 8–10 часов в день. Индию он находил отвратительной, индуистскую религию — тошнотворной, а индийцев искренне считал людьми второго сорта.
С горя Уинстон даже пристрастился к чтению — занятию доселе им неуважаемому. С изумлением он понял, что любит литературу. Читал запоем — романы, биографии, исторические труды. Полностью дырки в школьном образовании он все же не заткнул: в дальнейшем политические оппоненты не раз уличали его в невежестве и плохом знании античных авторов (опять привет, латынь!). Он и сам начал активно писать — создал пару повестей, неоконченный роман и ворох очерков. Получалось неплохо, и Черчилль решил попробовать совместить два интересных ему дела, литературу и войну, став военным корреспондентом.
В последующие годы он сражается в Афганистане, Египте и Южной Африке — «с блокнотом, а то и с пулеметом». Где бы на планете ни происходила заварушка, Черчилль немедленно подавал прошение о зачислении в тамошние передовые отряды. Его описания кампаний, точные, остроумные и красочные, были востребованы и печатались в самых крупных газетах Великобритании.
С изумлением Уинстон обнаруживает, что журналистская деятельность приносит куда больше дохода, чем военная: гонорары на порядок перекрывают его офицерское жалованье, один только «Морнинг пост» платит ему 250 фунтов в месяц.
Одновременно Черчилль понимает, что война не видится ему больше ни героическим, ни славным делом. Грязь войны и мгновенное этическое обнищание людей, вынужденных в ней участвовать, лишили его всяких идеалистических представлений о своей профессии. «Иногда я думаю, — пишет он, — неужели в остальном мире люди на самом деле знают, что мы тут делаем?» Когда ты грезишь о подвигах и сечах, тебе не приходят в голову мертвые дети с вырванными гениталиями; ты не думаешь, что сгоревшее тело твоего друга будет аппетитно пахнуть ростбифом; ты как-то забываешь, что кроме крови в человеке содержится очень много дерьма, которое забрызгивает тебе лицо при ударе саблей… Нет, потомок рода воинов и блестящий выпускник Сандхерста не шокирован. Он просто устал, и его тошнит от собственной былой романтичности.
Парламентские пробы
На родине Черчилль тем временем становится популярен. Его очерки читают взахлеб, историю отважного побега из бурского плена рассказывают друг другу школьники, его книги «История Малакандской полевой армии» и «Война на реке» называют одними из лучших военных трудов столетия. И в 1899 году 25-летний Черчилль подает в отставку. Отныне он собирается зарабатывать писательством, а славу искать на новом поприще — в политике. «Она почти ничем не отличается от войны, — пошутит он много лет спустя. — Только в бою тебя могут убить один раз, а в политике такое с тобой могут проделывать ежедневно».
Молодой человек столь знатного происхождения, протеже принца Уэльского, да еще и славный своими ратными и литературными подвигами, — такой кадр будет лакомым кусочком для любой партии. В борьбе за Черчилля победу одержала партия консерваторов. И не прогадала. Через пару лет Черчилль уже проходит в парламент. Оказывается, он умеет не только писать, но и говорить — страстно, но четко; убежденно и искренне, но не без юмора. Его речи одинаково привлекают и чумазых шотландских шахтеров, и отутюженных членов парламента. Хотя такое красноречие и раздражает некоторых. Так, например, депутат Бальфур, при котором Черчилля назвали «многообещающим молодым человеком», заметил: «О да, этот молодой человек очень много обещает! Жаль, что больше он ни на что не годен».
Бальфур ошибался: любовь к цветистым фразам и емким образам ни в коем случае не заменяла Черчиллю идей и принципов. И он проявил себя во всей красе, когда Чемберлен, лидер консерваторов, вдруг выступил за государственное регулирование в торговле.
Черчилль тут же отозвался статьей, в которой пятью руками голосовал за ничем не ограниченную, свободную торговлю, поддержав, таким образом, партию либералов. С консерваторами ему отныне было не по пути, поспешный же переход к либералам казался чем-то сродни предательству. Поэтому он на время отошел от политики и уселся за эпохальный труд — двухтомную биографию своего отца, к тому времени четвертый год как умершего. В этой книге Черчилль продемонстрировал высший пилотаж лакировки действительности: талантливо и с почтением описывая Рэндольфа Черчилля, сын ухитрился слепить из этого сифилитика, наркомана и неудачника безупречный образ прославленного политического деятеля, мудреца и почти святого. К сожалению, пафос был несколько подпорчен тем, что, рассказывая в этой биографии о матери, Черчилль приделал белоснежные крылышки и ей. Но, в отличие от покойного мужа, леди Дженни была еще жива и как раз на радость публике шумно разводилась и заново выходила замуж за своего любовника, парня на 25 лет моложе ее.
Молодой министр и супруг
Отдав сыновний долг, Черчилль решил, что взятой паузы будет достаточно, и направился в лагерь либеральной партии. Отныне консерваторы относятся к нему как к безнравственному перебежчику, а он подливает масла в огонь: критикует их слабости и просчеты, выступает с гневными речами и бывает столь несдержанным на язык в прениях, что даже сторонники за глаза называют его «несносным» и «ужасным».
Если сейчас изучать выступления Черчилля той поры, то можно увидеть, что как раз тогда окончательно проявилась и зацементировалась его мировоззренческая позиция.
Он безусловный сторонник империи и колониальной системы. Он убежден, что высшим долгом развитой нации является необходимость нести процветание и культуру в нации неразвитые. Ничего страшного, если носильщиками будут одетыми в мундиры людьми с ружьями.
Он упрямо и наивно считает, что в любом вопросе может быть только одна истина.
Он не верит в равенство всех людей и в равенство всех народов, так как жизненный опыт подсказывает ему обратное.
Он верит в судьбу, причем не сомневается, что та всегда играет на стороне добра и правды.
Либералы побеждают, и Черчилль поднимается на самую вершину политического мира. Поочередно он становится замминистра по делам колоний, министром внутренних дел и, наконец, министром морского флота (если вспомнить о положении Британской империи как владычицы морей, становится понятно, что хозяин Адмиралтейства там является и одним из первых лиц государства).
Одновременно Черчилль продолжает писать толстенные труды, в основном посвященные военному искусству, путешествует про Средиземноморью и по Африке и — женится.
Черчиллю на данный момент исполнилось 33 года, но его личная жизнь представляет собой пустыню. Нет никаких сведений о том, что у него вообще когда-нибудь были любовницы. Он трижды был влюблен, но все романы заканчивались неудачно, отношения не доживали даже до помолвки, причем первым охладевал Уинстон, обнаруживавший в своих избранницах то, с чем не мог примириться в женщине, — отсутствие ума.
На одном из светских ужинов соседкой Черчилля оказалась 24-летняя шотландка Клементина Хозье — красивая, сдержанная девушка, уже имевшая в обществе репутацию зануды и синего чулка. Она упорно занималась самообразованием, не любила пустого веселья, сражалась за права женщин и если и напоминала, как и положено юной девице, цветок, то весьма колючий, что-то вроде репейника ее родной Шотландии.
Черчилль влюбился почти сразу: он был очарован острым умом, глубокой порядочностью и внутренним благородством Клементины, которая, напомним, была также весьма хороша собой. Черчилля не остановило ни то, что девушка была бесприданницей, ни то, что молва полагала ее незаконнорожденной: муж ее матери, граф Д. Эйрли, не признавал Клементину своей дочерью.
Впрочем, Клементина далеко не сразу сдалась на ухаживания. Поначалу Черчилль вызвал у нее лишь глубокую антипатию. Спустя сорок лет он скажет: «Самое великое достижение моей жизни заключается в том, что я все-таки сумел уговорить мою жену выйти за меня замуж». Выбор оказался идеальным. Этот брак продолжался больше пятидесяти лет, у них родилось пять детей, и всю жизнь Клементина была Черчиллю самым надежным другом и помощником. В автобиографии Черчилля есть замечательная в своем роде фраза: «С тех пор как я женился, я всегда был счастлив».
Первая мировая
Будучи министром флота, Черчилль решился на измену. В 1912 году еще мало кто серьезно относился к авиации, Уинстон же одним из первых предположил, что в будущих войнах авиация будет более мощной силой, чем флот. И Адмиралтейству пришлось делить своего главу с его новым увлечением — военно-морской авиацией, созданию которой он посвящал львиную долю времени. Черчилль даже сам научился пилотировать гидросамолет. (По требованию Уинстона конструкторы вынуждены были создать для него уникальную маску — с выемкой для сигары. Страстный курильщик, он не терпел никаких ограничений в этом вопросе. Лучшим способом вывести Уинстона из себя было предложить ему воздержаться от курения. А предметом хронического отчаяния его супруги были дырки, которые Черчилль прожигал в костюмах. Клементина даже шила мужу специальные нагруднички, предохранявшие его одежду от огня и пепла.)
Неизвестно, ожидал ли Черчилль начала войны, но в первые же дни после убийства Фердинанда в Сараеве не найти было в Англии более воинствующего политика, чем Черчилль. Соратник Уинстона по партии Мелвилл Адамс писал своей матери: «Среди всеобщего уныния не может не вызывать изумления тот лихорадочный восторг, в котором пребывает Черчилль с самого начала войны».
Увы, война началась для Черчилля с катастрофы. Проведенная им операция в Дарданеллах прошла не просто неудачно — это оказалось провальное, позорное фиаско, в котором английский флот выступил в роли мальчика для битья под шквальным огнем турок. Черчилль был снят с должности министра и назначен начальником одной из маловажных канцелярий. Это был крах, полный и окончательный. Черчилль, видимо унаследовавший маниакально-депрессивный психоз от отца, часто сражался с «черными собаками» — так он называл дни, когда его охватывала тяжелая депрессия. «Черные собаки» 1915 года оказались размером со слона, родные всерьез боялись, что Уинстон наложит на себя руки.
Спасло ситуацию чудо. Однажды Черчилль слабо заинтересовался тем, как рисует красками гостья в его доме. Уже через неделю он скупил половину магазина, торговавшего принадлежностями для живописи, и засел за мольберт. Никогда в жизни не державший ни карандаша, ни кисточки, Уинстон невероятно быстро обучался азам живописной техники. Через месяц его пейзажи выглядели уже вполне сносно, а через несколько лет его работы, подписанные псевдонимом Чарльз Морин, экспонировались в Национальной галерее Парижа, и на них находились покупатели.
Но окончательно депрессия оставила Уинстона лишь после того, как он получил отставку в своей канцелярии и смог уехать во Францию, на фронт, где стал боевым генералом. Через два года о Дарданеллах забыли, а Уинстона, опять обретшего героический боевой ореол, вернули в правительство и дали ему пост министра снабжения армии. Тут он проявил себя великолепно и заслужил симпатию солдат, которые на своей шкуре почувствовали позитивные изменения, после того как старина Уинстон сам стал решать вопросы с мылом, консервами и боеприпасами.
Меж двух войн
Дальнейшая политическая судьба Черчилля напоминала бурное море, где он то взмывал под самые небеса, то падал вниз, уносимый очередным стремительным валом обстоятельств.
Особые неприятности ему причинила борьба с большевистской Россией. Черчилль ратовал за полную, в том числе и военную, поддержку белого движения, о большевизме отзывался с отвращением, грозил России превращением в варварскую страну неумытых дикарей, а Ленина называл «людоедом, ползающим по груде черепов».
Надо сказать, что в Великобритании русская революция была в целом положительно принята профсоюзами, рабочими движениями и «прогрессивной» интеллигенцией, и Черчилль получил на лоб клеймо «врага рабочих и проклятого империалиста», с коим уже не расстался никогда. Он опять ушел от либералов к консерваторам, но с 1929 года консерваторы с треском проигрывали все выборы, вместе с ними и Черчиллю пришлось жить вне большой политики почти десять лет. Он занимался живописью, писал многотомные труды, массу времени проводил с семьей, путешествовал, сражался с «черными собаками» и ждал своего часа.
Появление врага
С 1932 года Черчилль начал пристально следить за Гитлером и вообще за ситуацией в Германии. Одним из первых европейских политиков он пришел к пониманию, что в Германии происходят не просто всякие там нарастания реваншистских настроений и обычная прусская тягомотина. Интересный парадокс: нацист и расист в теории, Уинстон, встретив нациста-практика, моментально почуял зловоние опасности.
С 1933 года Черчилль превращается в подобие того римского сенатора, который заканчивал все свои выступления в сенате призывом: «А что касается Карфагена, то он должен быть разрушен!» Милитаризация Германии, приход к власти тоталитарного властителя — все это заставляло чуткие уши Черчилля топорщиться от беспокойства, но практически никто из его окружения этого беспокойства не разделял. Всем казалось невероятным, чтобы побежденная еще недавно Германия опять возжаждала крови; предполагалось, что она тратит свои силы на выживание, а не на оскаливание зубов.
Черчилль, впрочем, еще надеялся, что кровавое воцарение Гитлера может привести Германию к мирному процветанию, ведь нередко в истории тираны ухитрялись наладить вполне качественную жизнь на подвластных территориях. Преследование евреев тоже не могло так уж сильно взволновать Черчилля, недолюбливавшего этот народ (особенно после того, как его юная дочь Сара сбежала в Америку с пожилым разведенным евреем и устроилась там работать танцовщицей в кордебалете). Но чутье солдата однозначно указывало Черчиллю на врага. Увы, любые его выступления, призывавшие европейцев объединяться и подписывать договоры о взаимопомощи, воспринимались правящими либералами как милитаристские выходки.
В 1937 году консерваторы наконец сумели добиться перевеса на выборах, и к власти пришел Невилл Чемберлен. Но Чемберлен в отношениях с гитлеровской Германией, Италией Муссолини и Испанией Франко предпочитал проводить «политику умиротворения». Умиротворение заключалось в том, что англичане и французы сочли за лучшее закрывать глаза на любые выходки герра Гитлера. Когда немцы захватили Судеты, а премьер-министр Британии, вместо того чтобы объявить мобилизацию, полетел на встречу с нацистами и подписал Мюнхенское соглашение, Черчилль какое-то время даже был готов уйти в отставку и порвать с консерваторами. Тогда он и сказал свои ставшие знаменитыми слова: «У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье, теперь вы получите войну».
Воинственный премьер
Англия вступила в войну 3 сентября 1939 года, через два дня после нападения Германии на Польшу. Вскоре, согласно секретному пакту Риббентропа — Молотова, с востока часть Польши занимает СССР. В это время Черчиллю предложили вернуться на пост министра морского флота. Предложение было принято. А еще спустя восемь месяцев, после падения Скандинавии и Франции, после почти полной оккупации Европы немцами и их союзниками, после того как Великобритания в полной изоляции оказалась один на один с Гитлером, король Георг VI пригласил Черчилля занять пост фактического руководителя страны — премьер-министра.
Черчилль сумел в считаные месяцы превратить Великобританию в отлично сформированную армейскую машину. Причем если победы в Северной Африке и на Ближнем Востоке возможны были бы, наверное, и без его руководства, то создание боевой авиации, перехватившей у Германии власть над европейским воздухом, бесспорно, личное достижение премьера. Сформированные им бригады летчиков, в том числе и иностранные, уничтожили в Германии 1,5 миллиона человек — в несколько раз больше, чем погибло японцев в результате бомбардировки Хиросимы и Нагасаки.
Гибель детей, мирного населения и памятников культуры Черчилль характеризовал как прискорбную неизбежность, которая, однако, не в силах испортить его аппетита — в конце концов, герра Гитлера немцы избирали себе сами. В Британии гайки тоже были затянуты до предела, даже женщины были поголовно мобилизованы. Законы военного времени не оставили камня на камне от традиционных британских свобод, но нация была влюблена в своего премьера. Тем более что он честно предупредил в своей первой премьерской речи: «Единственное, что я могу вам сейчас предложить, — это кровь, пот и слезы».
Впрочем, обилие этих жидкостей под конец утомило и британцев. В июле 1945 года Черчиллю придется покинуть Потсдамскую конференцию стран-победительниц и уступить место победителя лейбористу Клементу Эттли, чья партия на очередных выборах купила уставших от войны избирателей обещаниями все отнять у богатых, раздать бедным и устроить в стране справедливый строй рабочих и прочих трудящихся.
Черчилль еще станет премьером в 50-х годах, когда британцы опять вернутся к консервативным идеалам и вспомнят старых героев. Впереди у него еще масса дел, в том числе знаменитая фултонская речь «Мускулы мира», в которой он объявит о наступлении холодной войны с СССР, «опустившим на половину Европы железный занавес». (После этой речи отношения с СССР будут навсегда испорчены, но единственное, о чем станет сожалеть Черчилль, это то, что посылки с черной икрой от Сталина отныне прекратятся. Увы, Иосиф не пришлет ему больше ни зернышка этой вкуснятины.) Он еще напишет массу книг. Он доживет до 90 лет, этот неутомимый курильщик, обжора и алкоголик, начинавший день с виски и заканчивавший его коньяком, никогда не выпускавший из губ обгрызенную сигару. Его похороны будут событием государственной важности, и в последний путь его проводят сотни тысяч человек. Но основной подвиг его жизни пришелся на 1940–1945 годы. Именно он, не ведая сомнений и не признавая компромиссов, готовился сражаться с силами тьмы, как он именовал гитлеровскую машину еще в те годы, когда по всему миру хорошим тоном считалось говорить о Гитлере с симпатией и пониманием.
Заслуга Черчилля в победе над фашизмом заключается в том, что:
Он был абсолютно уверен в победе. Возможно, он был единственным человеком в мире, который тогда в это верил. Но его транслировавшиеся по радио речи, полные оптимизма и священной ярости, заражали людей энтузиазмом оратора.
Он сумел быстро реорганизовать флот, авиацию и ПВО, удержавшие немцев от высадки в Британию.
Он начал налаживать контакты с ненавидимым им Сталиным, предложив Советам союз. Одновременно британские секретные службы провели несколько операций, заставивших Гитлера поверить, что такой союз — дело решенное. Мы вряд ли узнаем, какова доля личного участия Черчилля в том, то фюрер подписал в декабре план блицкрига с СССР «Барбаросса», тем не менее втягивание Советского Союза в войну было именно тем, на что надеялся Черчилль.
Он сумел убедить американцев, слишком занятых своими проблемами в Тихоокеанском регионе, что пришло время помогать. И помогать много. После встречи с Черчиллем президент Рузвельт подписал указ о ленд-лизе — поставке в Англию, Россию и Францию техники, сырья, провизии и боеприпасов на 50 миллиардов долларов.
Он оказался прекрасным кризисным управленцем. Рациональную военную стратегию Черчилль совмещал с разумной внутренней. Развернутая по стране сеть гражданской обороны и взаимопомощи защитила англичан от многих скучных ужасов войны: на находившемся в блокаде острове не было голода, конвои доставляли из США провизию и медикаменты.
Он обеспечил массированную поддержку всех партизанских движений на оккупированных территориях. Югославские, французские, польские подпольщики получали от Британии не только денежную и военную, но и информационную помощь: английские радиостанции наладили выпуск программ на многих языках.
Фото: Time & Life Pictures, Hulton / Fotobank.com; Popperfoto / Fotobank.com; Gettyimages.com
