Из всех источников мира звенит общий призыв: помогайте!
Помогайте афганским беженцам! Помогайте детям Афганистана! Оплатите вывоз полутора тысяч младенцев и их матерей! Доставьте чистую воду и побольше печенья в приграничные зоны! Спонсируйте организацию «Free to Run» — «Свобода бегать», которая устраивала марафоны для афганских девочек и женщин! Сейчас нужно срочно вывезти всех участниц забегов в цивилизованный мир, потому что как они теперь будут жить при этих дикарях, при «Талибане»? (Этот «Талибан» — террористическая и строго запрещенная на территории РФ организация)
Знаешь, какой была зарплата среднего европейско-американского функционера гуманитарной организации в Афганистане в последние двадцать лет? Пятнадцать тысяч долларов в месяц. Средняя. Там их паслись толпы. Только Штаты туда вбухали триллион долларов. Евросоюз выступил скромнее — всего-то десятки миллиардов. Ну и частные фонды, конечно, тоже нельзя сбрасывать со счетов.
Афганистан заливали деньгами
И не создано ничего: ни промышленности, ни серьезных производственно-торговых структур, ни функционирующей социально-административной системы, той самой, низовой. Ну, знаешь: местная администрация, суды, союзы частных собственников и домовладельцев… Кое-как обученная трехсоттысячная армия оказалась совершенно сувенирной и с оханьем разбежалась при появлении талибов, которых значительно превосходила как числом, так и вооружением. Малый бизнес задавлен дешевой гуманитарной халявой на здешних развалах, уничтожены целые отрасли, на которых специализировались мелкие производители — растительного масла, сухого молока, одежды и белья. Горожане выживают за счет гуманитарки и того, что удастся урвать из грантов. Крестьяне, за исключением вовлеченных в опиумное производство, разорены. Никакого, упаси господь, колониализма, на местах — исключительно местные прогрессивные деятели.
В результате афганские чиновники покупают виллы и яхты во всяких Дубаях, а гуманитарные организации отчитываются, сообщая о квинтиллионе открытых колледжей в стиле «Вечернее дистанционное обучение по брошюрам, специальность — тренинг тайм-менеджмента» и о спортивных состязаниях освобожденных афганок на свежем воздухе. Давайте еще больше будем слать туда монеток!
Может показаться, будто автор данной статьи, пусти его на пять минут в Афганистан, справился бы со всеми этими проблемами куда лучше, гениально во всем бы разобрался. Это не так. Автор с готовностью признается в полном своем ничтожестве перед величественным лицом того стихийного бедствия, которым Афганистан является последние двадцать веков. Ему просто немного жаль, что не все разделяют с ним эту готовность. Потому что Афганистан — это на самом деле тысячелетний сокол, увязший в песках и застрявший в скалах, и тысячи же лет там, почитай, ничего не меняется.
Что там вообще происходит?
В своих мемуарах сэр Шерард Луи Каупер-Коулз, бывший британским послом в Афганистане с 2007 по 2009 год, пишет:
Британский посол в Афганистане с 2007 по 2009 год
«На сей раз» — это несколько спорно. Сомнительно, чтобы хоть кто-то, кто вел последние пару тысяч лет войну в Афганистане, точно знал, во что ввязывается. Потому что никакого конкретного «что» в Афганистане нет в принципе, в том-то и основная проблема. Сейчас попробуем разобраться.
Дело в том, что в Афганистане нет и никогда не было никакого государства. Вообще. То есть формально там могло быть что угодно: греческая колония, персидская империя, ханство, эмират, демократическая республика, — но это всегда были сплошные хмарь, мираж и мистификация.
Тут не было своего народа, языка и закона. На отдельных участках здесь могли недолго просуществовать какие-то декорации на данную тему, но не более того.
Одно дело прийти в какую-нибудь Корею — строй там что хочешь: форма у тебя уже есть, каркас существует, наполняй его новыми идеями, новыми правилами (плюс еще немного денег и пуль) — и получай хоть процветающего тигра Юго-Восточной Азии, хоть антиутопический барак на 20 миллионов заключенных.
С Афганистаном всегда была та беда, что лить новое содержание было некуда — за полным отсутствием кувшинчика.
Дело в том, что Афганистан — это очень много практически бесплодных гор и холмистых пустынь, ну еще небольшое количество плодородных долин, плато и пастбищ, далеко разнесенных друг от друга.
При этом Афганистан расположен строго на пути между Западом и Востоком, посреди древнейших, обильных людьми цивилизаций, сквозь него еще на заре человечества пролегали дороги Индии, Китая, Междуречья и Персии. Поэтому то, чему климат и рельеф предопределили быть просто пустынным краем (да мало ли таких на планете?), было довольно оживленной пустыней, по которой носились туда-сюда племена, народы и войска множества империй, не говоря уж о караванах Великого шелкового пути.
Не будем сейчас залезать в дебри истории Афганистана, невзирая на всю ее поучительность, просто проведем краткий хозяйственный отчет, что мы там в итоге имеем.
1. Отсутствие единого народа. Афганистан заселяют десятки и десятки племен и наций — тех, кого выдавливали сюда агрессивные и более успешные соседи, беженцы всех родов, остатки разбитых армий. Все они отступали в эту глушь, расползались по горным норам, зализывали раны. Сейчас наиболее крупные народности в Афганистане — это пуштуны (почти половина от 35 миллионного населения), а также таджики, хазарейцы, узбеки, туркмены. Все они относятся друг к другу, скажем так, осторожно, и о серьезной ассимиляции одних с другими речи идти не может: народы стараются не смешиваться друг с другом. Например, либерально мыслящий пуштун еще может взять в жены таджичку, но, скажем, жена-хазареянка — редчайшее исключение, ибо хазарейцы с их монгольскими чертами всегда в глазах пуштунов были исключительно рабами и слугами. Если современный политкорректный служащий гуманитарной организации пытается хоть что-то организовать в Афганистане, но при этом не готов разбираться в отвратительных и первобытных для него нюансах национального вопроса, не говоря уж о том, чтобы следовать этим первобытным правилам, то он обречен на тотальный неуспех.
2. Отсутствие у большей части населения традиции оседлости. Пуштуны, например, чистые скотоводы-кочевники, и оттого идея священности частной собственности на землю тут не очень прижилась. Зато тут прекрасно прижилась идея о том, что единственное достойное мужчины занятие — это война, а соседи нужны прежде всего для того, чтобы ходить их грабить — брать женщин и золото. Золото нужно, чтобы покупать оружие и транспорт. «Сами они лишены всяких потребностей, им ничего не надо, кроме куска сурьмы, чтобы подвести глаза, хорошей лошади и ружья, из которого можно было бы всласть подстреливать иностранцев, попавших на большие дороги Афганистана», — пишет Лариса Рейснер.
3. Отсутствие в афганском человеческом месиве структуры и внятной иерархии. Те же пуштуны — это союз племен. Каждое племя делится на родственные кланы, каждый клан — на ветки. Ни одно племя не готово признать над собой верховенство другого — по крайней мере, пока у его горла не наблюдается сабля противника. И любой принесенный сюда на иностранных штыках или религиозных хоругвях шах, президент или парламент будет восприниматься афганцами как узурпатор, которого надлежит изрубить в капусту при первой же удобной возможности.
В таких условиях создать функционирующее государство можно лишь при помощи напалма. Поэтому тут всегда строились те самые декорации. Под охраной иноплеменных войск избранный шах или президент располагался, допустим, в Кабуле и там правил, по сути, только долиной этого Кабула, да и то с ограничениями, до первого дворцового мятежа или религиозного восстания. За последние лет двести несколько раз удалось долго продержаться на шатком афганском троне лишь нескольким представителям влиятельного пуштунского клана Дуррани.
Кое-что о пуштунах
На самом деле, если бы не пуштуны, с Афганистаном можно было бы иметь дело. Прочие народности там худо-бедно могли бы быть приведены под сень закона и порядка. В конце концов, мало ли в мире вполне функционирующих стран, созданных в удобный исторический момент на коленке из кого придется?
Но особенности устройства пуштунского мира — это полная безнадежность. Вспомним, что больше всего пуштунов проживает вовсе не в Афганистане, а в соседнем Пакистане. По оценке востоковеда, доктора исторических наук Вячеслава Белокреницкого, на 2012 год в Афганистане жило от 12 до 14 миллионов пуштунов, а в Пакистане — 27–28 миллионов. Так вот, даже в Пакистане, где пуштуны составляют лишь 10% населения, их территория, по сути, не управляется властями страны. Формально это называется автономией, а неформально — Пакистан контролирует лишь несколько проходящих по этим землям дорог (плюс полосы в 12 метров шириной с каждой стороны этих дорог), а на прочей земле Зоны племен творится полный беспредел. Точнее, там действует пуштунский кодекс Пуштунвали (или Пуштунвалай, как стали писать в последнее время).
С чем едят Пуштунвали
Кодекс Пуштунвали — это правила жизни воюющих людей, не сочетающихся хоть с какими-то намеками на цивилизацию.
Сплошная кровная месть, непременное угнетение иных народов, радость смерти и торжество сабли над здравомыслием. Единого текста Пуштунвали в прямом смысле слова не существует: это устная традиция, допускающая множество вариаций и толкований. Но в целом Пуштунвали опирается на шесть основных столпов.
Гайрат — националистический примат, ставящий пуштунов выше прочих, требующий не смешивать свою кровь с чужой, а свой язык — с посторонними наречиями. А еще он запрещает заимствования из иных культур в любом виде (привет сотрудникам гуманитарных организаций).
Нанг и Намус — личные честь и репутация пуштуна и его семьи, которые он должен оберегать превыше всего, потому что это главное его достояние. За покушение на нанг и намус можно и нужно убивать.
Имандари — вера в Бога и добродетельность. До XIV века пуштуны были в основном зороастрийцами, сейчас они формально мусульмане-сунниты. А неформально законы ислама — шариат — по-прежнему считаются там второстепенными по сравнению с Пуштунвали, просто пуштуны не очень-то читают Коран и Сунну и решили считать Пуштунвали самой главной исламской нормой, вот и все. Добродетелью в Пуштунвали считаются прежде всего законы гостеприимства и следование принятым традициям.
Сабат и Истикамат — вежливо переводится как «упорство» и «целеустремленность», но вообще это готовность убивать и умирать в любой момент.
Мусават — то, из-за чего государственность на пуштунских землях почти невозможна. Никто не может быть царем, начальником или владыкой над другим, все пуштуны совершенно равны, все спорные вопросы решаются на общих советах — джиргах — и никак иначе. Повиноваться какому-то предателю принципов Пуштунвали, сидящему в Кабуле, — это предать нормы мусавата.
Бадал — это «око за око, кровь за кровь, овцу за овцу, женщину за женщину». Если тебе нанесли ущерб, ты обязан отомстить. Если ты этого не сделаешь, то ты позорное пятно на всем своем роде.
Нанг и намус
Положение женщины в Афганистане было притчей во языцех еще в XIX веке, потому что мир мало знает настолько жесткого отношения к прекрасному полу, возведенного в культ. Пуштунвали — кодекс крови и рода, и женщина, в чьих слабых руках находится вся пуштунская генеалогия, — это предмет неусыпного контроля. Нанг и намус — это как раз про женщин прежде всего. Согласно Пуштунвали, место женщины — дома или в могиле.
Войдя в фертильный возраст, она становится запретной даже для взгляда постороннего мужчины. Любое подозрение в ее «распущенности», любой слух и сплетня, даже не имеющие под собой реальных оснований, — это покушение на нанг и намус семьи ее родителей и семьи ее мужа и, как следствие, понижение репутации всего клана. А репутация — главное богатство пуштуна. Поэтому традиционный пуштунский дом — это глухой высоченный глинобитный забор вокруг саманной хижины, это отсутствующие или заколоченные окна, это фактически тюрьма для обитающих внутри женщин — «сокровенных жемчужин» и «спрятанных драгоценностей». (Это, впрочем, не помешало нам найти 10 потрясающих и знаменитых красавиц Афганистана.)
Чтобы нам было понятно, уровень истерического, болезненного, невыносимого страдания от ущерба нангу и намусу может быть так высок, что нередки случаи, когда вполне молодые мужчины умирали от мгновенного инфаркта или инсульта при известии, что их жену, сестру или дочь видели разговаривающей с чужим молодым человеком.
Конечно, в столице можно найти образованных и европейски мыслящих пуштунов, которые в глубине души плевали на нанг и намус. Одной из первый афганок, скинувших с себя традиционную бурку (уличный наряд, закрывающий все тело и лицо женщины колоколом), была королева Сорайя Тарзи, жена просвещенного (в некоторых вопросах) Амануллы-хана. То есть скинул бурку с жены сам король: 2 октября 1928 года он пришел с Сорайей на государственный совет, снял с супруги покрывало и предложил женщинам Афганистана последовать ее примеру. Но спустя несколько месяцев им с Сорайей пришлось спешно бежать от восхищенной афганской публики.
Следующий крупный реформатор, Захир-шах, правивший сорок лет, до 1973 года, проводил свои реформы потихоньку, но уже в пятидесятых годах на улицах Кабула можно было встретить афганок в европейских платьях. Но именно в Кабуле. Остальная страна взирала на этот позор с содроганием и отвращением. Поэтому не стоит удивляться, что, как только афганцам удавалось избавиться от очередных реформаторов, женщин снова срочно и естественно запихивали в мешки. Но 90% женщин так и оставались при своих бурках даже в моменты максимального либерализма в этом вопросе. Ибо нанг и намус. И да, работающая жена для афганца — это тоже позор. Это значит, что он, мужчина, не может прокормить свою семью и вынужден поступиться честью, отправляя свою «сокровенную жемчужину» в мир страстных, потных, безнравственных мужчин, где каждый может увидеть, как колышутся ее бедра под буркой, а его даже не будет рядом, чтобы рубить головы с этими сальными глазами. О позор, позор!
А сальных глаз будет много, ибо удел среднего молодого афганца — это бесконечное воздержание. Ибо нанг и намус вообще-то распространяется и на мужчин. Ну, во-первых, тебя убьют, если ты покусишься на чужую дочь или жену. Во-вторых, секс с какой-нибудь иностранкой или хазареянкой (у хазар все попроще) покроет тебя ужасным позором, а наличие незаконного ребенка у мужчины — это страшный стыд всей его семьи. При условии, что в стране война длится с некоторыми перерывами уже три тысячи лет, экономики и производства тут, почитай, нет, то жениться очень сложно: сперва нужно будет заработать на семью. Например, на войне. Там ты, возможно, умрешь, но именно это и происходит со множеством лишних юношей Афганистана уже долгие века. Или ты сможешь поступить в лавку к своему дяде торговать коврами, и лет через двадцать он тебе подарит денег на собственное обзаведение. Может быть. И тогда ты женишься на девушке, которую, вероятнее всего, никогда не видел, в идеале — на двоюродной сестре, дабы не размывать кровь. Но вообще девушек охотнее отдают во вторые-третьи жены пожилым богачам, которые уж точно сумеют прокормить супругу и многочисленных детей (по рождаемости на женщину Афганистан занимает одно из первых мест в мире). В общем, с сальными глазами в Афганистане все в порядке.
Фига с маком
Приятно сознавать, что американцы справились с задачей реформировать Афганистан ничуть не лучше, чем СССР. Они точно так же провалили и женское образование, и обеспечение законности, и экономику. Кабул, правда, при них стал понаряднее и, главное, разноцветнее. Вообще-то этот город имеет цвет афганской пыли: скопление непонятно чего коричневого и страшненького весьма удачно дополняется советской блочной застройкой — хрущобы чудно вписались в пейзаж. Но при «амриканах», как их тут называют, некоторые районы засветились синими, розовыми, малиновыми и ярко-салатовыми башенками так называемой «наркотектуры»: опиум в XXI веке принес огромные деньги многим предприимчивым гражданам. Вкуса, правда, не принес, но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, опиум тут — традиционнейший из промыслов. Вспомним опять Рейснер, которая в 1921 году писала: «У рек… там, где заросли сожжены кочевниками, на вязкой, пахучей почве зеленеют листья мака, целые поля опиума». Сейчас 90% производимого в мире опиума приходится на Афганистан, и это тоже огромный успех американской операции. При талибах масштабы все-таки были поскромнее.
Теперь мир пытается делать хорошую мину при плохой игре и находить в талибах положительные стороны. Например, всем очень нравится, что талибы будут точно против опиумного безобразия. «На пресс-конференции официальный представитель „Талибана“ Забиулла Муджахид заявил, что движение хочет отказаться от трафика наркотиков и возродить экономику». «Отныне Афганистан будет страной, свободной от наркотиков, но ему потребуется международная помощь. Международное сообщество должно помочь нам, чтобы у нас были альтернативные культуры». Но в таких сообщениях правильнее смотреть на содержательную часть, а именно на словосочетание «международная помощь». Переводится это как «платите нам, и мы иногда показательно будем вешать какого-нибудь таджика или хазарейца как знатного наркопромышленника». Почему не пуштунов? Ну, потому, что «Талибан» — практически чисто пуштунская организация, свято чтущая Пуштунвали, и не то чтобы большинство талибов жаждали навлечь на свой род кровную месть рода казненного, неизбежную согласно принципу «бадал».
Что ждет Афганистан?
Пророчества — занятие неблагодарное. Но кое-какие вещи настолько неизбежны, что можно считать их уже свершившимися, даже если они формально пока только в пути.
Будет гражданская война, которая и так тут длится веками. Таджики и хазарейцы не смогут мирно существовать под пуштунским «Талибаном». Сам «Талибан» тоже будет раздираться бесконечными внутренними конфликтами, как это между пуштунами принято. Сильный лидер без внешней поддержки тут не появится — свои съедят. Внешней поддержки, вероятнее всего, не случится, разве что произойдет какой-нибудь страшный инцидент наподобие атаки на Всемирный торговый центр. Сам по себе Афганистан даром никому не нужен, и это главное, что про Афганистан всегда нужно помнить.
Международные гуманитарные организации еще какое-то время повыжимают средства на помощь страдающим афганцам, будет выдана масса виз и паспортов в Штаты и Европу тем, кому бы их выдавать, пожалуй, и не стоило. В Пакистан придут новые миллионы беженцев. Будет накручиваться террористический банк, деньги из гуманитарных и исламских фондов будут идти на сухое молоко для детей и взрывчатку для взрослых, количество террористических атак в мире вырастет, потому что эти огненные шоу неплохо оплачиваются.
В конце концов юные воины Пуштунвали опять доиграются, и в Афганистан снова ломанется кто-нибудь, кого это все достанет до печенок. Например, так можно допечь Китай, если талибы вдруг решат вступиться за угнетенных уйгуров (да, талибы настолько идиоты). И именно у Китая, кстати, кое-что тут может получиться, хотя всему остальному миру это очень не понравится. Ну, поживем — увидим, сколько всего интересного для нас заготовил это древний уголок дикой природы.
Фото: Getty Images
