Изучать людей куда сложнее, чем канареек. Канарейки хотя бы не врут от скуки, отвечая на вопросы тестов. Но хорошая новость состоит в том, что, исследуя поведение животных, мы получаем возможность понять и человека. Именно наблюдение за некоторыми из наших соседей по планете позволило, например, разобраться в одном весьма интересном свойстве нашей психики, которое долго считалось непостижимой особенностью некоторых человеческих душ, — в готовности от всего сердца целовать бьющую их руку…
Cначала познакомимся с Мики и другими
Примерно в одно и то же время на этой планете случились два события, которые только на первый взгляд кажутся непохожими.
Первая история происходит в Стокгольме 23 августа 1973 года. В Шведском кредитном банке немногочисленные посетители заполняют бланки и получают деньги в кассе.
Вторая история происходит в Камеруне. Опять-таки 1973 год. Группа канадских наблюдателей следит за мандрилом Мики — молодым самцом из группы, за которой исследователи таскаются по лесам уже несколько недель.
В Стокгольме в банк заходит мужчина в длинном плаще, темных очках и с подозрительно пышной шевелюрой, которая неслучайно похожа на парик, потому что это он и есть. Мужчина оглядывает присутствующих, после чего выхватывает из-под плаща автомат и с криком «Вечеринка начинается!» дает очередь в потолок. Посетители и служащие падают на пол, закрывая головы руками. Они пока еще не знают, что судьба свела их с Ян-Эриком Ульссоном, за полгода до этого события сбежавшим из тюрьмы вором, который сражался с несправедливостями капиталистического общества, экспроприируя у окружающих различную собственность в свою пользу.
В Камеруне у Мики проблемы. Мики уже почти большой. У него выросла грива. Недавно он обзавелся взрослым задом великолепного бирюзового оттенка. Мики хочется размножаться, но ему этого нельзя. В несправедливом обществе мандрилов право на размножение имеет только один самец — патриарх стаи.
Самый крупный и агрессивный мандрил в группе собирает вокруг себя всех половозрелых самок, а остальные самцы имеют право только покорно бродить по периметру стаи, выполняя свой гражданский долг. Гражданский долг молодого мандрила заключается в том, чтобы при встрече мандрилов с леопардом быстро скормить ему себя, дабы хищник, занятый разгрызанием его костей, не причинил вреда самкам, детенышам и папе. Сам же папа занимается тем, что бдительно следит, чтобы ни один из подчиненных не подходил к самкам ближе чем на пару метров.
В Стокгольме Ян-Эрик Ульссон приказал всем заложникам — трем женщинам, молодому мужчине и старику, пришедшему в банк за пенсией, — сесть на пол и сидеть тихо. Полицейским, оцепившим здание, Ульссон объявил свои требования: бронежилет, шлем, два пистолета, гоночный «Мустанг» и три миллиона шведских крон некрупными купюрами. Иначе все эти, которые на полу, оперативно превратятся в кровавый фарш.
Ах да, пусть еще сюда немедленно привезут Кларка Улофссона — это паренек, с которым Ульссон сидел как-то в одной камере. Ничего такой перец, толковый. Тащите его сюда. Непуганая шведская полиция вместо того, чтобы беспрекословно выполнить требования террориста или хотя бы имитировать их выполнение до приезда спецов, устроила самодеятельность: двое охранников правопорядка попытались ворваться в банк и освободить заложников. Одного остановила автоматная очередь, и он остался лежать перед входом.
Второму, успевшему попасть внутрь, Ульссон велел сесть на стул и петь, а то скучно как-то… Полицейский, глядя на выразительное дуло, грустно затянул «Одинокого ковбоя»…
В Камеруне Мики решился на отчаянную авантюру. Выждав момент на привале, когда вождь стаи, сыто отдуваясь, чесал себе пузо, глядя в пространство, Мики тихо подкрался к одной из самочек, шебуршившейся в кустах в поисках чего-нибудь вкусненького, и принялся оказывать ей знаки внимания: толкать ее лбом, хватать поперек спины, издавать воркующие звуки, показывать ей свой великолепный зад. Самочка была молода и наивна, да и зад ей, похоже, приглянулся.
И вот в самый, можно сказать, ответственный момент, когда все уже почти получилось, тет-а-тет был прерван. Какой-то мандрил, сунувший морду в кусты, увидел происходящее и возмущенно завопил. Уже через пару прыжков тут был папа. И половина стаи.
В Стокгольме. Полицейский пел, заложники сидели на полу. И тут начал вопить старикашка. Ему, видите ли, не понравилось, что Ульссон позволяет себе так неуважительно обращаться с полицейским. Дед настолько распоясался, что сделал попытку пнуть террориста и выхватить у него оружие. Хорошо, хоть у кого-то еще оставались здравый смысл и выдержка: Ульссон, вместо того чтобы изрешетить скандалиста, просто открыл дверь и пинком вышвырнул дедулю на волю. А заодно и полицейского — все равно пел тот паршиво.
Поворотившись к остальным, Ульссон сурово сообщил, что больше цирка тут не потерпит и первый же, кто откроет рот и что-нибудь вякнет, получит в голову пулю. Он приказал заложникам перейти в депозитное отделение, за бронированную дверь, и заперся там с ними. Тем временем снаружи кипела деятельность. К банку подогнали синий «Мустанг». Подтянули спецназ. В депозитарий доставили средства связи и воду. Мероприятием руководил лично премьер-министр Улоф Пальме, он же вел и переговоры с террористом. Из тюрьмы, как того и требовал Ульссон, привезли Кларка Улофссона, который ужасно не хотел в депозитарий к сокамернику, а настойчиво просился обратно в тюрьму.
Полицейские просверлили в потолке депозитария дырочку, чтобы запустить туда газ. Террорист заметил это безобразие и надел на шею всем четырем заложникам удавки, закрепленные высоко на стенах. Так что запускать газ стало нельзя: потерявшие сознание заложники неминуемо удушились бы, упав на пол. И вот примерно тогда стала заметна одна странная штука. Во время переговоров в беседу то и дело стали вмешиваться заложники.
Они хором кричали, что их похититель — чудный, святой человек, а все эти козлы в шлемах вокруг хотят им зла! Сделайте все, что хочет этот прекрасный человек, и прекратите над нами издеваться! Это все из-за вас, козлы капиталистические!
Когда Ульссон, рассердившись на то, что его требования игнорируют, стал душить одну из девушек, Кристин, потрясенные переговорщики услышали, как та, хрипя и плача, умоляет ее не мучить. Но обращалась она при этом не к Ульссону, а к ним…
В Камеруне при виде папы Мики почти пал духом. Мучитель всего племени, тиран и деспот возвышался над ним как гора, его алый нос гневно раздувался, а желтая борода угрожающе задралась. Но вокруг плечом к плечу стояли Микины братья и кузены, такие же униженные и оскорбленные, такие же обделенные женским вниманием.
И Мики, ощущая их поддержку, нашел в себе силы оскалить зубы и кинуть в вождя горстку сухой травы… Сам папа его даже пальцем не тронул. Он просто повернулся и ушел, важно покачивая задом. Лупила Мики вся стая. Ему вырывали шерсть, кусали руки, ноги и нос, ему царапали спину. Обиднее всего, что к нападающим охотно присоединилась и хорошенькая самочка.
Когда экзекуция закончилась, обмочившийся и обгадившийся Мики какое-то время лежал неподвижно. Потом, собравшись с силами, поднялся и захромал на край полянки, подальше от сородичей. Одна из его конечностей была изувечена. Следующий леопард будет его…
В Стокгольме заложники и бандиты находились в депозитарии уже 132 часа. Ульссон смачно расписывал в переговорное устройство, какой чудовищно мучительной будет смерть заложников. И только на шестые сутки противостояния полиция пошла на решительные меры: в депозитарий пустили слезоточивый газ. Какое-то время было тихо. Потом Ульссон сообщил, что они тут подумали и решили выйти. Да, типа сдаться.
По договору первыми должны были выйти заложники. Но те категорически отказались это делать. Они были уверены, что, как только выйдут, эти псы убьют Ульссона и Улофссона. Наконец депозитарий удалось-таки освободить от постояльцев. Ульссон и Улофссон отправились в тюрьму, а заложники — на пресс-конференции. Они рассказывали журналистам, какие замечательные эти ребята, террористы, какие они добрые, заботливые и совершенно ни в чем не виноватые.
Заложники навещали своих захватчиков в тюрьме. Писали им письма. Оплатили лучших адвокатов. С тех пор появился на свет термин «стокгольмский синдром» — готовность любить того, кто делает тебе больно.
Механизм синдрома
Такова логика эволюции для большинства социальных видов.
Мужские особи конкурируют за самок, вступая в различные состязания. Это выгодная эволюционная стратегия, потому что, когда правом на размножение пользуются только самые-самые, у вида особенно быстро и надежно закрепляются полезные для него мутации.
Для видов, которым для выживания нужны сила, агрессия и готовность защищать себя и свое потомство, таким состязанием были бои. Часто эти бои приводили к гибели одного из противников. Для животных, которые живут разрозненно и встречаются с представителями своего вида лишь в брачный сезон, это вполне допустимые потери.
Было в лесу десять тигров и восемь тигриц, пара «лишних» слабаков погибла в боях с соперниками, остальные размножились и опять ушли в одиночное плавание.
Но для социального вида, особи которого существуют и действуют сообща, большими группами, это совершенно недопустимо: лишние самцы тут никуда не уходят, в одиночестве не живут, а потому вынуждены безостановочно биться до смерти со всеми конкурентами.
Поэтому у таких видов возникали иерархические системы доминирования с разными вариациями. Вот лидер, вот приспешники, вот изгои, в стае равновесная гармония, все живы и счастливы. Даже изгои тоже почти счастливы, потому что эволюционно из них выживали лишь те, кто умел не только своевременно признать свое поражение, но и фактически насладиться им — испытать удовлетворение от своей униженности и подавленности, громадное желание признать полное право сильного делать с собой все, что он захочет, лишь бы избежать его когтей и зубов.
Сексисты любят намекать, что такой социальный мазохизм свойствен в основном самкам, которые всегда были наградой сильного, но это не соответствует действительности. В гены самцов не менее убедительно вшита способность к подчинению и преклонению перед сильным.
Потому что идеальный изгой-эпсилон обладает не меньшими, а порой и большими способностями к выживанию, чем лидер-альфа, которому уж слишком часто приходится доказывать, что он тут первый парень на деревне.
Кстати, передать свои лузерские гены следующему поколению, пока вокруг много кустов, в которые девочки ходят собирать орехи, для изгоя дело тоже не невозможное (Мики просто не повезло).
Это обожание сильного, спасительное для выживания слабого, подробно описано, например, в работах этолога Фрэнка Солтера. «Наиболее успешные подходы к индоктринации бросают вызов самоидентичности и вызывают ряд общих психологических состояний, которые подталкивают индивидуумов к идентификации с лидером, группой или доктриной.
Этот процесс вызывает интенсивные чувства страха, депрессии, вины и одиночества, соединенные с состоянием зависимости от наставника. Все вместе это подталкивает испытуемого к аффилиативной связи с одним (или более) представителем индоктринирующей группы. Именно данная связь вместе с авторитетом наставника и измененным физиологическим или психологическим состоянием испытуемого и повышает вероятность новой идентичности и прививаемых чувств лояльности».
Механизм безотказен
Чем больше страдает человек, чем сильнее он напуган, истощен, измучен, тем проще ему начать идентифицировать себя с насильником. Он с готовностью не только продемонстрирует полное подчинение, умиротворяющее агрессора, но и найдет в этом подчинении утешение.
Ты — хозяин, защитник, благодетель. Твои враги — это мои враги. Ты топчешь их могучей пятой и львиным рыком сотрясаешь грудь земли. Даже если ты падешь, я буду умирать у твоих ног, как верный раб…
Все эти стелы с гигантскими царями, побивающими врагов палицами, ставились не только для величия властителя. Они делали счастливее его подданных.
Именно этот инстинкт заставлял перепуганных и измученных шведских заложников восхищенно взирать на своего мучителя. И этот же инстинкт подтолкнул забитых мандрилов из стаи истязать Мики, посмевшего покуситься на сакральное право вождя.
Неудивительно, что в современной эволюционной психологии стокгольмский синдром именуется синдромом здравого смысла. С ним проще выжить. С ним выживали в тюрьмах, концлагерях и пыточных камерах. Да что там, целые страны могут быть охвачены этим синдромом — порой в течение многих поколений.
Непокорные
Джек и Линда Палмер, авторы монументального труда «Эволюционная психология», изучая обсуждаемый феномен у животных, создали по многим случаям сборный портрет «протестанта», который может свергнуть власть вождя или, по крайней мере, успешно противодействовать синдрому здравого смысла.
Это ни в коем случае не забитый и угнетенный, нет. Забитые и угнетенные присоединятся потом, когда новый вождь продемонстрирует, что он тут всех победил. Это всегда особь достаточно сильная, высоко стоящая в иерархии. Очень часто это зрелая многодетная самка, либо старик с безнадежно испорченным, дурным характером, которого все стараются лишний раз не задевать, чтобы не остаться без куска хвоста, либо очень сильный и крупный молодой самец, тестостерон которого перебивает все другие гормоны.
Переводя на человеческий образ, сумеет не испугаться вождя или захватчика тот, кто не чувствует себя жалким, бедным, маленьким человечком. Увидеть в солнцеликом и богоподобном плешивого замухрышку, а в героическом Робин Гуде — сволочь, которая стыбзила его кошелек, сможет, скорее, человек с действительно высокой самооценкой.
Образовательный уровень тут не играет почти никакой роли, образование у протестанта может быть совершенно любое, хоть три класса церковноприходской, хоть пара Оксфордов.
Но это всегда будет человек, которому в жизни — в школе, армии или семье — не приходилось проходить жернова иерархии доминирования с печальным результатом в виде признания собственного ничтожества.
На самом деле этот синдром не так уж и плох, иначе бы он не пребывал в нас миллионы лет. Благодаря ему можно спокойно жить, пить чай, воспитывать детей и чистить по утрам зубы даже в тех ситуациях, в которых человек без этого синдрома существовать бы просто не смог. Ведь видеть в крокодиле, регулярно пожирающем твоих детей, доброе божество — куда утешительнее, чем осознавать истинное положение дел.
