Юноша и смерть: короткая, но яркая жизнь Курта Кобейна

В пятницу 8 апреля 1994 года в 8.45 утра осатаневший от непривычной для Сиэтла жары дежурный полицейский зафиксировал телефонный звонок от некоего Гэри Смита. Тот не совсем трезвым голосом сообщил, что в доме №171, принадлежащем супругам Кортни Лав и Курту Кобейну, лежит окровавленный труп мужчины. Прибывший через 11 минут наряд обнаружил в указанном заявителем (штатный электрик, проверявший сигнализацию) доме труп.

Никаких следов беспорядка обнаружено не было, но на столе лежало несколько исписанных красными чернилами листков, предположительно предсмертное послание. Кобейна опознали по кедам и отпечаткам пальцев. Для начала было осторожно заявлено, что намеченное в рамках фестиваля Lollapalooza выступление Nirvana под вопросом. Однако уже через несколько дней мир облетела печальная весть: Курта больше нет. Grunge Is Dead.

Пусть всегда будет мама

Курт Дональд Кобейн родился 20 февраля 1967 года в городке Хоквейм, штат Вашингтон. Его отца звали абсолютно так же, он был немцем по происхождению и работал автомехаником.

Мать, Венди О’ Коннор, была ирландских кровей и, в отличие от супруга, имела высшее образование, что не мешало ей трудиться то воспитательницей в детском саду, то официанткой в баре. Курту было полгода, когда семья (с ними постоянно жили еще многочисленные дядюшки с тетушками) перебралась в местечко Абердин в ста километрах от Сиэтла, знаменитое своим гигантским трейлерным парком и фантастическим количеством разнокалиберных борделей для дальнобойщиков.

Отношения в семье были сложными. Кобейн-старший слыл чудаком и мямлей, любил заложить за высокий немецкий воротник, а непропитые деньги тратил на коллекцию оружия всех мастей — от охотничьих дробовиков до боевых топоров. Неудивительно, что страсть к убийственным игрушкам передалась и его сыну. Но не будем забегать вперед.

Мать, напротив, была женщиной властной, горячего нрава и частенько в гневе поколачивала супруга и его родственников, но только не сына. Мальчик рос болезненным и застенчивым и обладал явными артистическими задатками: уже в двухлетнем возрасте разрисовывал красками обои и подпевал на репетиции дяде Чаку и тете Мэри, веселившим водителей и их подружек в местных кабаках. Эти же родственники подарили ему первые пластинки — битловскую «Let It Ве» и сборник «The Best of Country».

По свидетельству матери, Курт в семь лет мог сыграть на гитаре «Mr. Bojangles» и отбарабанить на дядиной установке «Неу Jude». А еще он постоянно перечитывал Толстого и Сэлинджера, писал стихи, посвящая их, как нетрудно догадаться, своей маме. Хотя белокурого ангелочка с огромными синими глазами буквально носила на руках вся многочисленная семья, он тяготел исключительно к матери и в ссорах всегда принимал ее сторону. Венди, в свою очередь, поощряла его занятия музыкой, покупая ему пластинки и кассеты, а на четырнадцатилетие подарила усилитель с колонками и гитару.

Однажды Венди во время очередного запоя мужа собрала всю его оружейную коллекцию и утопила в реке. На следующий день Курт с друзьями отправился на «рыбалку», выловил папашкин арсенал практически в полном составе и, отмыв и вычистив, загнал на местной барахолке. Вырученные деньги пошли на закупку аппаратуры. Теперь Кобейн, постоянно жаловавшийся на недостаточно громкий и мощный звук, мог оторваться по полной.

Тем временем его мать развелась с отцом и ушла, забрав детей, а дядя Чак покончил жизнь самоубийством. Эти обстоятельства сильно ударили по неокрепшей душе Курта, он впал в жуткую депрессию (впоследствии это станет для него основным занятием) и, несмотря на сильнейшую привязанность к Венди, фактически ушел из дома, переселившись к новому приятелю и соратнику по рок-н-роллу Крису Новоселичу. Курту было 18 лет.

Поздравляю с Новоселичем

Крис был сыном эмигрантов из Хорватии, имел два метра роста и подружку Шелли. Он играл на бас-гитаре, мог выдуть за вечер ящик «Миллера» и целиком и полностью разделял панковские замашки Курта. А тот постепенно становился постоянной головной болью абердинской полиции.

Подверженный частым сменам настроения и раздираемый миллионом юношеских терзаний, художник по натуре и матрос-спасатель по временной профессии, он крушил квартиры приятелей и случайных знакомых, дрался с дальнобойщиками в забегаловках и даже написал однажды на стене в полицейском участке собственной кровью «God Is Gay!» («Бог — гей!»).

Еще Курт с Крисом играли в многочисленных полупрофессиональных командах, которые объединяло лишь одно — гранж.

Гранж — понятие весьма условное. По-английски это вроде бы просто «грязь», но не та грязь, что в панке, без рвоты и сифилитических язв. Это гимн ненависти и разочарованию, апофеоз политического и душевного вакуума, энциклопедия личных переживаний и бесконечная ода неврозам. Яростный и отстраненный одновременно, гибрид Маккартни и Оззи, гранж, по сути, не принес в музыку ничего нового, но законно считается самостоятельным музыкальным стилем.

После позерства и мишуры ранних 80-х рокеры наконец-то заглянули внутрь себя, и увиденное оказалось одной большой бякой. Простые ребята в мятых клетчатых рубашках и дешевых кедах рвали гитарные струны и собственные души и играли так, словно завтра на них наденут деревянный бушлат. Впрочем, и умирали они тоже в массовом порядке.

Отцами-основателями гранжа считаются Mudhoney, Mother Love Bone и Green River (все сплошь бывшие панки и хард-рокеры), а столицей — Сиэтл. Почему именно он? Скорее всего, потому, что в извечном антагонизме шоу-столиц — Нью-Йорка и Лос-Анджелеса — этот город (американский Свердловск) стоял в стороне и порождал своих отдельных суперстаров вроде Джими Хендрикса.

Назвать свою группу Nirvana (третьим участником стал ударник Аарон Буркхарт) Курт решил, проходя курс реабилитации в одной из спецбольниц: с тяжелыми наркотиками он уже давно и крепко дружил. «Мне хотелось, чтобы название было звучным и красивым, но спорным в плане толкования», — вспоминал Кобейн. На дворе стоял 1988 год.

Достичь нирваны

За странный психоделическо-деструктивный проект неожиданно взялся некий Джон Эндино, бывший капитан ВМС и участник интересной прегранджевой группы Skin Yard. Он работал саунд-продюсером и за чисто символическую плату и пиво записал дюжину песен Nirvana.

К тому времени Буркхарта заменил Чэд Ченнинг, а Курт, сидя в квартире одинокого Новоселича (Шелли сбежала, не выдержав рок-н-ролльного стиля жизни своего друга), писал в день по песне. В 1989-м вышел дебютный альбом «Bleach», для которого Кобейн написал несколько ныне классических гранж-хитов: «About a Girl», «Mr. Moustache», «Blew». Пластинка имела локальный успех, причем в Англии гораздо больший, чем в переживавшей гранжевый бум Америке.

Группа получила 70 000 долларов гонорара, что чуть было не погубило ее на корню: Курт так увлекся расширением сознания, что дважды побывал в коме, а полиция установила за ним постоянный надзор.

В записи второго альбома троицы «Nevermind» (1991), самого удачного и самого любимого народом, на барабанах играл уже Дэйв Грол — как и Курт, полунемец-полуирландец, но гораздо более опытный в профессиональном плане: в 21 год уже успел объехать полмира в составе вашингтонской хардкор-команды Scream. С этой пластинки, вернее, с сингла «Smells Like Teen Spirit» и клипа на него началась подлинная нирваномания.

Выход именно этой пластинки знаменовал собой полную смену ориентиров в поп-музыке: «Nevermind» выгнал с первой строчки хит-парада журнала Billboard гигантоманский опус Майкла Джексона «Dangerous». В этот момент началась эра альтернативного рока, закат которой мы до сих пор переживаем.

Живые концерты Nirvana превращались в радикальные манифесты нового стиля; неистовство, драйв и агрессия музыкантов лились рекой. Редкий усилитель доживал до конца выступления, а сыграть соло, стоя на голове, для Кобейна было обычным делом. В одном из интервью он говорил: «Нирвана в моем понимании означает свободу от боли, страдания, внешнего мира. Это погружение в сказку путем игры на гитаре».

В этом же году произошла первая встреча ставшего гиперпопулярным лохматого сказочника и упитанной девушки по имени Кортни Лав.

Курт и Кортни

Она родилась в 1966-м в Юджине, штат Орегон. Ее мать была настоящей хиппи и меняла партнеров куда чаще, чем носки и нижнее белье. В трехлетнем возрасте Кортни побывала на Вудстоке, а ее девчачья физиономия красуется на альбоме «Аохотохоа» классиков кислотного рока Grateful Dead. Оказавшись в совсем юном возрасте в Англии, она зарабатывала на жизнь спортивными танцами, стриптизом, женским боксом и тусовалась со стареющими ньюуэйверами. Ее партнерами и «учителями» были Иэн Маккаллох (Echo & The Bunnymen) и Джулиан Коуп (Teardrops Explodes), о которых она теперь вспоминает с плохо скрываемым омерзением.

Вернувшись в Америку, девушка отметилась на музыкальном (была вокалисткой раннего состава Faith No More) и кинопоприще («Прямиком в ад», «Сид и Нэнси») и в итоге сформировала феминистский квартет Hole, с которым и добилась успеха. Кобейн и Лав встретились в Лос-Анджелесе на концерте Butthole Surfers. Статная барышня с прекрасной фигурой и явными артистическими данными — Кортни буквально сразила Курта. Он чуть ли не кулаками отвадил ее тогдашнего ухажера, лидера Smashing Pumkins Билла Коргана, и с потрясающей быстротой женился на своенравной девице. Произошло это на веселом острове Вайкики на Гавайях, где все формальности можно оформить за пятнадцать минут.

В 1992-м у сумасшедшей парочки родилась дочь Фрэнсис Бин — вполне здоровый ребенок, несмотря на нежелание мамы-рокерши отказаться от некоторых привычек даже во время беременности. Курт дал жене клятвенное обещание завязать со шприцем и держался почти до самой смерти.

Гранж-финал

Отношения в группе становились все более натянутыми. Кортни, точно Йоко Оно для «Битлз», была яблоком раздора, у Курта начались серьезные проблемы с легкими и желудком, которые он глушил сильнейшими сомнительными лекарствами, а ополчившиеся на него коллеги по команде все чаще смотрели на сторону.

Да и сам Кобейн после выхода последнего альбома группы «In Utero» то объявлял о приостановлении деятельности Nirvana и создании проекта с Марком Армом из Mudhoney, то намекал на желание выйти из игры. Еще в 1992-м Кобейн писал в своем дневнике: «Я чувствую, что люди хотят моей смерти, а то что-то давненько гении рока не умирали».

3 марта 1994 года в Риме Курт предпринял первую попытку самоубийства. Он даже написал предсмертную записку, которая не сохранилась.

Тогда его откачали, но уже 6 марта, в Сиэтле, Кобейн на месяц уходит в наркотический угар. В моменты абстиненции музыкант пишет сумбурные и слезные письма матери и с маниакальным усердием скупает оружие. У него уже имеется пистолет «Таурус» и автомат «Беретта» якобы для защиты дочери, но он покупает крупнокалиберную винтовку «Ремингтон 11», ту самую.

В свои последние дни, по свидетельству продюсера Стива Альбини, он был практически в невменяемом состоянии: на взводе, с горящими глазами, жутко похудевший и абсолютно неспособный ни работать, ни общаться с людьми, которые пытались его образумить. За два дня до гибели Кобейна арестовали Кортни за хранение наркотиков и подделку документов (у нее обнаружили липовый рецепт). Уже сидя в камере, Кортни пыталась направить деятельность детективов в иное русло — отыскать своего мужа, которого она не видела уже почти неделю.

Известие о смерти Курта застало ее в больнице. Сбежав оттуда, она сразу обнаружила ряд несоответствий в официальной версии о самоубийстве. Тут и следы присутствия постороннего человека в комнате (чужой спальный мешок, сигареты в пепельнице), и то, что она была заперта на ключ снаружи, и показания случайных свидетелей, видевших две фигуры в оконном проеме. Да и Новоселич подлил масла в огонь, заявив, что Кобейна убили «некие силы зла».

В предсмертной записке было много сумбура и противоречивых заявлений, и, кроме того, она явно была написана двумя разными почерками, причем лишь последние слова «Мир, любовь, наилучшие пожелания» принадлежат ему однозначно. Но это, согласитесь, никак не означает желание уйти из жизни.

Расследование убийства Курта официально не проводилось, нанятые Кортни детективы получали в департаменте полиции отказы «за недостаточностью улик». Естественно, большинство фанатов считают, что Курт жив и по сей день и наслаждается райским покоем где-нибудь на Таити в компании Элвиса Пресли и Боба Марли.

После жизни

Влияние Nirvana на рок-музыку 90-х сравнимо с влиянием Black Sabbath на хеви-метал. При этом революционность их наследия даже не в том, как эффектно им удалось смешать гитарную грязь и тяжесть Оззи и Ко, панк-этику и тинейджерское самоедство. До них это не менее успешно проделывали The Melvins и Mudhoney.

Все дело в том, что им удалось разлить получившуюся смесь в удобные для употребления формочки классической трехминутной поп-песни, то есть подсадить свои музыкальные идеи на ласкающие слух рокера риффы и хуки. Ну и, конечно, имидж фронтмена: Кобейн достиг невероятного успеха в комбинировании самых захватывающих черт Пита Таунсенда, Нила Янга и Сида Вишеса.

Веселый идиотизм «волосатого металла», хип-хоп-вторсырье Эм Си Хаммера и Ваниллы Айса, эйфория кислотного рока конца 80-х остались глубоко в прошлом — впервые лет за двадцать на авансцену опять вышли искренность и нестандартность самовыражения. Без Nirvana не было бы настоящего расцвета гранжа в 90-х, как не было бы Bush, Radiohead, Oasis, Linkin Park, The White Stripes и еще тысяч других.