Приключения неуловимых: юркая статья о тараканах

Тараканы — одни из самых преданных друзей человека. Следы их присутствия мы обнаруживаем при раскопках древнейших поселений. Они ехали, подрагивая усиками, в торбах и кисах монгольских кочевников, вещмешках ландскнехтов, переметных сумах азиатских караванщиков; они следили с потолка за огоньком светильника Лао-­цзы и развлекали маленького Ваню, еще не очень грозного, мельтеша по изразцам кремлевских печей.

Деваться от любви к человеку тараканам было некуда, потому что насекомое это южное, тропическое, почти моментально погибающее при минусовой температуре. Именно человек расселил таракана по северным районам Евразии. В наших натопленных избах, теплых подвалах и горячих навозных кучах можно было уютно зимовать. А что касается пищи, то тут тараканы нетребовательны: едят они практически любую органику, могут закусить и пластиком (скажем, обмоткой кабеля), а то и вообще месяц проголодают — и ничего с ними не сделается. Такое вот стойкое существо.

Так что тянется таракан к человеческому теплу. И что бы там ни писали в санитарных пособиях, начиная с «Домостроя», чистотой и порядком его не напугаешь. В ресторанах и кухнях он любит жить не потому, что неопрятные повара крошек много сыплют, а потому, что там печи и плиты от рассвета до заката работают, а учитывая, что любимая температура у таракана 30 градусов, только за теплой печкой он себя счастливым и чувствует. И вода на кухнях всегда есть, уж несколько-то капель всегда прольется, а воды насекомому нужно много, пьет оно часто. Ну а крошки — это приятный, но необязательный бонус, так-то таракан и штукатуркой с обоями прокормиться может. Или, скажем, частичками кожи, которые с людей постоянно падают.

Человек, однако, взаимной привязанности к тараканам не испытывает. Ну если не считать китайцев, которые жареных тараканов не без аппетита едят, но в этой издавна перенаселенной стране относятся с симпатией вообще к любому белку, который можно запихнуть в кастрюльку.

Прирожденные тараканофобы

В принципе, человек неплохо относится практически ко всем животным-синантропам. Кошки и собаки — это святое. Вороны, сороки и прочие воробьи тоже людям в целом нравятся. И даже такие опасные вредители, как крысы и мыши, имеют среди людей своих поклонников, выступают в качестве положительных персонажей в сказках, стишках и мультиках, а распространенное обращение «мышка моя» является ласкательным во многих языках мира.

Таракану повезло гораздо меньше. Вроде он не кусается, не царапается, не дерет обивку и не сжирает крупу в амбарах, но при всей его безвредности его категорически не любят. Дрожь и омерзение, которые он вызывает у людей, регулярно эксплуатируют в фильмах ужасов, рисуя нам отвратительных жучков спутниками и предвестниками духов ада и злых мистических сил.

При этом таракан, если отбросить в сторону предрассудки, весьма красивое животное. «Таракан безобиден и по-своему элегантен, — писал Довлатов. — В нем есть стремительная пластика маленького гоночного автомобиля». К тому же он крайне неглуп.

Но все дело в том, что люди в большинстве своем инсектофобы. Мы боимся насекомых (а отвращение, согласно Фрейду, одно из сильнейших проявлений страха, стремление максимально увеличить дистанцию между собой и объектом). В попытках объяснить этот иррациональный страх исследователи часто ссылаются на то, что человек эволюционно привык бояться насекомых, так как среди них встречаются ядовитые, кусачие и жалящие, что насекомые малы размером и потому могут подкрадываться к нам незамеченными, проникать под одежду и внутрь нашего тела, а мы совершенно беззащитны перед ними.

Все эти утверждения выглядят очень здравыми, но кое-какие вопросы все же остаются. Например: а почему тогда люди не боятся растений? Те тоже могут жалить и жечь, рассылать свои ядовитые семена по воздуху и, в общем, тоже являться вполне опасными соседями. И уж если говорить об опасности, то собаки, скажем, потенциально куда опаснее любых тараканов, но на одного человека с выраженной кинофобией приходится несколько десятков ярких инсектофобов.

Поэтому лично нам кажутся более убедительными выказывания эволюционных психологов, скажем Дольника и Докинза, которые напоминают нам, что живые существа, даже групповые, в целом недоброжелательно относятся к представителям других видов, если те не являются их добычей. У биологического существа — колонии генов — есть всего три способа относиться к другим существам: а) рассматривать их как пищу; б) видеть в них родственников, то есть с большой вероятностью носителей тех же генов; в) видеть в них конкурентов, то есть потенциальную опасность.

С пищей все понятно — ее просто потребляют, когда проголода­ются.

Родственников обычно более или менее опекают. Или хотя бы уклоняются от конфликтов с ними, если нет прямого столкновения интересов (борьбы за спаривание, охотничьи угодья, место в группе и т.д.). Виды, которые не обзавелись этим важным механизмом оберегания своих, оказывались по понятным причинам в эволюционном проигрыше.

Третью группу избегают или игнорируют, если она не покушается на какие-то наши ресурсы. Так вот, человек — сверхгрупповой вид — в свое время решил очень мощно специализироваться на взаимовыручке и сотрудничестве и научился держать за «своих» даже представителей иных видов. (Человек в этом не одинок, такой же стратегии, например, часто придерживаются стадные животные, нередко птицы и иногда животные-собиратели.)

Но чем дальше биологически от нас вид, тем труднее нам признать его своим (кстати, совсем близкие, но все же иные виды тоже вызывают у нас часто неприятие и отвращение — этот эффект называется «зловещая долина», и мы про него уже писали). И если в собаках и кошках мы охотно видим братьев наших меньших, то взаимопонимание с птицами у нас уже куда меньше, питать нежность к рыбам нам совсем тяжело, а насекомые вообще улетают за границу нашей способности к симпатии и сочувствию.

Отдельные насекомые еще как-то ухитряются нам понравиться. Бабочки похожи на цветы, если не приглядываться к ним слишком внимательно. Шмели толсты и пушисты, как щенята. У кузнечиков большие выразительные глаза. Но таракан настолько не имеет с нами ничего общего, что мы физически неспособны его полюбить. И при этом он захватнически вторгается в наши жилища, ест наш хлеб и ходит по нашему потолку своими шестью инопланетными, ненашенскими ногами. Он назойливо лезет в нашу жизнь, и это делает его идеальным кандидатом на удар тапкой по голове. Даже если носитель тапки искренне любит зверюшек.

Почему тараканы так любят нашу страну

На данный момент в российских домах достаточно широко распространены три вида тараканов.Абсолютный лидер по популяции — рыжий таракан, он же прусак, — рыжее юркое насекомое чуть больше сантиметра длиной.

Черный таракан — крупный и медлительный — был когда-то исконным хозяином земли нашей, но с XX века прусаки взяли над ним верх. Так что теперь черный таракан — это редкость, в нескольких регионах его даже готовятся занести в Красную Книгу. А там, где такой таракан живет, он в основном ютится по подвалам и теп­лотрассам, так как в домах его истребляет прусак. Конечно, взрослому таракану прусаки сделать ничего не могут, зато сжирают его личинок, причем чрезвычайно целенаправленно — видимо, хорошо понимая суть конкуренции в нашем жестоком мире.

Американский таракан — перипланета американа — большая, в несколько сантиметров, плоская рыжая штуковина, встречающаяся в основном в Москве и на Дальнем Востоке.

Также к нам регулярно приезжают в продуктовых и мебельных контейнерах другие тараканы из южных стран, но ни один из экзотических видов так и не сумел мало-мальски закрепиться в наших суровых условиях.

Обилие тараканов в русских домах изумляло иностранцев еще и триста лет назад. Нигде в мире эти насекомые не гуляли по стенам в таком количестве, разве что немцам и братьям-славянам была знакома эта напасть. И русские писатели XIX века любили упомянуть тараканов в качестве живого свидетельства нечистоплотности и дикости наших крестьян.

Упреки эти, надо сказать, были до крайности несправедливы. Таракан в северных регионах вынужденно превращался в стопроцентного синантропа, так как наши климатические условия не дают ему ни одного месяца в году, когда бы он мог выйти на улицу без риска околеть: даже летом случаются ночные заморозки. Как мы уже писали, самая комфортная температура для таракана — тридцать градусов, при пятнадцати он начинает двигаться медленно и практически перестает питаться, при десяти — тяжело болеет, а при минус пяти погибает в течение часа.

Таракан, приехавший в кармане суворовского солдата в теплый солнечный Париж, быстро терял осторожность и отправлялся на свободу, где, не выдержав конкуренции с местной фауной, постепенно истреблялся. Таракан русский в природу не стремится категорически и лишь в самые теплые месяцы при перенаселенности изредка совершает быстрые миграции группами по стенам, причем основная группа стремительно ползет по ароматическим следам отважного разведчика, заранее нашедшего новое теплое место жительства для своей стаи.

Правда, надо сказать, именно в России люди, наплевав на видовые предрассудки, в конечном счете к ним так привыкли, что начали даже считать за своего рода домашних животных.

Иван Шмелев вспоминает в «Лете Господне»: «Но я лучше люб­лю смотреть, как бегают тараканы в банке. С пузика они буренькие и в складочках, а сверху черные, как сапог, и с блеском. На кончиках у них что-то белое, будто сальце, и сами они ужасно жирные. Пахнут как будто ваксой или сухим горошком. У нас их много — к прибыли, говорят. Проснешься ночью, и видно при лампадке — ползает чернослив как будто. Ловят их в таз на хлеб, а старая Дом­нушка жалеет. Увидит — и скажет ласково, как цыпляткам: „Ну, ну… шши!“ И они тихо уползают».

А вот свидетельство писательницы XIX века Елизаветы Водовозовой: «Во многих семьях, где были барышни-невесты, существовало поверье, что черные тараканы предвещают счастье и быстрое замужество, а потому очень многие помещицы нарочно разводили их: за нижний плинтус внутренней обшивки стены они клали куски сахара и черного хлеба. И в таких семьях черные тараканы по ночам, как камешки, падали со стен и балок на спящих детей».

Впрочем, нельзя сказать, чтобы все наши предки были слишком терпимы к тараканам. На русском севере, например, существовал глагол «тараканничать». Раз в пару лет «тараканничала» каждая порядочная семья — в морозные дни на сутки уходила со всем скарбом и живностью к соседям, оставляя избу с открытыми окнами и нетопленой. Это было веселое мероприятие, любимое детьми, так как тараканничали с застольем, закусками, играми и песнями. После такой ледяной экзекуции тараканы в избе надолго исчезали.

Также были популярны заговоры и колдовские обряды на изгнание тараканов. Один, например, выглядел так. Ловили таракана, обвязывали его ниткой, и вся семья, начиная с отца и кончая самым маленьким ребятенком, бралась за нитку и, делая вид, что тянет изо всех сил, тащила пленника к ближайшему водоему и торжественно там топила. Предполагалось, что все сородичи утопленника сами последуют за собратом, раз уж столько силищи к этому делу приложено. А еще считалось, что тараканов особенно хорошо выгонять на Пасху святой водой, иногда это даже проделывали священники. А если батюшка в деревне был передовой, нежадный и противник суеверий, то хозяева окропляли дом сами, приговаривая: «Тараканы, клопы да прочая зараза — кыш из дома, святая Пасха грядет!»

Ну, конечно, тараканов травили не только святой водой.

Борная кислота, стрихнин, мышьяк, отвары болиголова, настои дурмана — могучий химический арсенал традиционно применялся для изгнания этих насекомых. С течением времени арсенал становился все смертоноснее, а тараканы — все устойчивее. Появились группы, устойчивые даже к ДДТ и дихлофосу. Казалось, тараканов не может взять ничто.А потом они вдруг исчезли.

Рыжие ушельцы

Произошло это где-то в начале 2000-х годов. Сперва люди не обратили на это внимания. Ну нет тараканов — и слава богу. Наверное, отлично эти ловушки последние сработали, да ремонт был сделан. Первыми поняли неладное профессиональные отравители: заказы на выведение тараканов с 1995 по 2005 год упали в несколько десятков раз.

Потом появились заметки в прессе и передачи по телевизору. Катастрофическое сокращение популяции рыжих и черных тараканов в Москве и Санкт-Петербурге было официально признано энтомологами. Зато в домах стал появляться таракан американский, которому прусаки не дали бы ни единого шанса, будь они на посту. О тараканах, допустим, никто особо не сожалел, но было интересно: а что за сила их уничтожила? И чем эта сила грозит человеку?

Если просматривать материалы на эту тему — от «НТВ» до газеты «Труд», — мы увидим множество прекрасных идей.

Тараканы погибли из-за ГМО. Мы тоже умрем.

Тараканы сдохли из-за радиации. Долой атомные станции.

Тараканы не вынесли мобильных телефонов. Отнимите телефоны у своих детей.

Нарушение озонового слоя земли сбило биоритмы тараканов.

Человеку тоже скоро конец.

Ну и так далее.

Всего лишь пару раз негромко в подборках «Мнения» мелькали скучные рассуждения энтомологов о том, что тараканами особо как-то никто не занимается, но, похоже, у них вирус, кхм, какой-то шалит, пандемия, но ничего, вот сейчас вирус отгуляет, популяция приобретет иммунитет и… кхм… все вернется на круги своя. Депопуляция таракановых в странах СНГ продолжалась до 2016 года.

Возвращение джедая

С лета 2016 года такие города, как Москва, Уфа, Ижевск и Чебоксары столкнулись с давно забытым явлением — толпами тараканов, взявшихся буквально ниоткуда. Программа «Ревизорро», обнаружившая в конце 2016-го этих насекомых в модных хипстерских кафе, дала толчок всенародной дискуссии на волнующую тараканью тему. Социальные сети бодро рапортовали: «Тараканы есть!»

Энтомологи оказались правы: вирус Х, приведший к пандемии, привел и к появлению мутировавших тараканов, устойчивых к этому вирусу. На появление супермутантов потребовалось 16 лет, но сейчас они распространяются по свободной территории со скоростью таракана. А это большая скорость — до 70 сантиметров в секунду. И, возможно, именно сейчас первая рыжая лапка ступает на пол твоей кухни.

С другой стороны, приятно все же знать, что ГМО, мобильники и атомные станции оказались чисты как слеза младенца и что мы можем спокойно продолжать всем этим пользоваться. Пусть и в окружении тараканов.