Еще у русских классиков с темой плотской любви все было непросто. Хотя в дореволюционной жизни тоже были и измены, и разводы, и различные перверсии, но общественная мораль не располагала к откровенным текстам. Однако примерно после 1905 года секс проник в прозу, а после революции 1917 года пролетарские писатели эту традицию продолжили.
Ильич был против!
Однако первые советские произведения эксплуатировали тему секса довольно своеобычно. Помните теорию «стакана воды», ошибочно приписываемую Коллонтай? Вот как высказывался о ней Ленин: «Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды.
<…>
Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, края которого захватаны десятком губ?»
Дмитрий Быков* и секс в 1920-е
*Признан в РФ иноагентом по решению Министерства юстиции
В литературе 1920-х годов теория «стакана воды» нашла свое отражение. Но многие литераторы как раз были солидарны с Ильичем. Описывая упрощенные отношения, они их совершенно не романтизировали. Наоборот, адептами секса для здоровья, без обязательств, вечно оказывались мерзавцы.
Современный писатель Дмитрий Быков, очаровавшись эстетикой тех лет, даже собрал антологию произведений той эпохи под названием «Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е». В нее вошли и «Гадюка» Алексея Толстого, и «Наводнение» Замятина, и «Антисексус» Платонова (последний, впрочем, впервые был опубликован за рубежом, в 1980-е), и масса произведений малоизвестных авторов. Эротики как таковой там практически нет, ее выводят за скобки. Основа произведений — мораль.
Вот, например, пара абзацев из повести Льва Гумилевского «Собачий переулок»:
— Кажется, естественно, что я, нуждаясь в женщине, просто, прямо и честно по-товарищески обращаюсь к тебе! Анны нет. Что же, ты не можешь оказать мне эту услугу?!
Тон его голоса свидетельствовал о полной его правоте. Девушка растерялась от легкой обиды, звучавшей в его словах. Она отодвинулась.
— Фу, какая гадость! Ты за кого меня принимаешь, Хорохорин?
— Считал и считаю тебя хорошим товарищем! Ведь если бы я подошел к тебе и сказал, что я голоден, а мне нужно работать, разве бы ты не поделилась со мной по-товарищески куском хлеба?
А вот абзац из рассказа Пантелеймона Романова «Без черемухи», посвященного потере невинности:
Девушки легко сходятся с нашими товарищами-мужчинами на неделю, на месяц или случайно, на одну ночь. И на всех, кто в любви ищет чего-то большего, чем физиология, смотрят с насмешкой, как на убогих и умственно поврежденных субъектов.
Самцы мнут баб по всем рассейским дорогам
Тем не менее какие-то ростки эротики начали появляться. Например, маститый советский писатель Борис Пильняк ее уважал. В 1920-е Есенин с одобрением отмечал, что тот описывал «на пути своих повестей, как самцы мнут баб по всем рассейским дорогам и пространствам». И в сборнике от Быкова тоже многое можно отыскать. Но к концу 1920-х партия решила, что строитель коммунизма должен быть человеком высокоморальным? и прикрутила в этом смысле гайки.
Тем не менее секс продолжал просачиваться в литературу. Вот, например, отрывок из «Молодой гвардии» Фадеева (1946), входившей в школьную программу:
— Раздягайся, чуешь? — сказал немецкий писарь по-украински.
— Как?.. — Валя вся так и залилась краской.
— Как! Как! — передразнил писарь. — Скидай одежду!
— Schneller! Schneller! — отрывисто сказал офицер с голыми, обросшими волосами коленями. И вдруг, протянув к Вале руки, он чисто промытыми узловатыми пальцами, тоже поросшими рыжими волосами, раздвинул Вале зубы, заглянул в рот и начал расстегивать ей платье. Валя, заплакав от страха и унижения, быстро начала раздеваться, путаясь в белье. Офицер помогал ей. Она осталась в одних туфлях.
Все было — и Мастер, и Сандро
Впрочем, что там «Молодая гвардия»! А «Мастер и Маргарита», который читала вся страна? Пусть в 1967-м он был опубликован с купюрами, но в самиздате-то ходил необрезанным.
Со временем секса в советской литературе не то чтобы стало больше, но… Скажем так, жизнь в целом стала раскованнее, и писатели-шестидесятники начали творить легче и веселее. Вот, например, у Искандера интимные отношения упоминаются с присущим ему легким юмором — помните момент с княгиней, которая оказалась под одеялом у выздоравливающего Сандро? Если нет, срочно перечитайте «Сандро из Чегема». И у Аксенова в произведениях секс есть. И у Алешковского.
Ну а на излете СССР, в перестройку, все поменялось кардинально. Роман Кунина «Интердевочка» опубликовали в 1988-м, а в 1990-м — и аксеновский «Остров Крым», и поляковский «Апофигей». И это было круто, свежо и возбуждающе, потому что не верилось, что запрет снят и теперь можно все.
