Cтоял, значит, рядом с домом отличный пустырь, по которому удобно было ходить в магазин за пивом. А эти ироды выстроили на месте пустыря многофункциональный торгово-развлекательный бизнес-центр с подземным аквапарком, да еще и ненормальной квадратной формы, какой-то кривой и с круглыми окнами! Испортили хороший пустырь. Примерно так рассуждает homo sovremenius, то есть человек современный, в привычное восприятие мира которого вторглась архитектура.
Мы, люди, существа консервативные, даже если пытаемся переубедить в этом окружающих, ежедневно надевая на голову светящиеся рожки. Первая наша реакция на внешние изменения — отторжение. Мы ищем изъяны в новостройках, памятниках и даже заборах, строящихся на наших глазах. То ли дело архитектура, которая выдержала проверку годами! Это ого-го архитектура! Умели тогда строить, ничего не скажешь.
Ты не поверишь, но предыдущие поколения людей критиковали памятники, которые мы сейчас осматриваем с благоговением и путеводителем, ничуть не менее рьяно, чем мы ругаем современные. Кто-то ходил мимо зданий Гауди и ворчал себе под нос: «Un feo edificio» — «Безобразная постройка». Проезжая поодаль от Брайтонского павильона, кто-то восклицал: «What ugliness!» — «Что за уродство!» Проходя недалеко от Летнего дворца в Пекине, кто-то думал: «Вао мао дао!» — э-э-э… Во все времена люди не любили новшеств. Мы решили подкрепить этот тезис статьей о самых известных памятниках архитектуры, которые поначалу были отвергнуты обществом, а нынче на них наживаются продавцы открыток.
В разоблачении безупречной репутации памятников старины нам поможет кандидат архитектуры Евгения Микулина.
Эйфелева башня
Франция
Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО, символ Франции, чудо конструкторской мысли — как только не называют башню Эйфеля наши современники и просто люди, которые живут с нами в одно время! Приехать в Париж и не сфотографироваться у Эйфелевой башни может только самый стойкий и равнодушный турист или тот, кто заблудился и не нашел к ней дорогу.
Казалось бы, в 1889 году, когда башню достроили, парижане должны были ликовать. Ведь их город осуществил амбициозный проект, привлекший внимание сначала гостей Всемирной выставки 1889 года, а затем и всей мировой общественности. Но парижане, напротив, негодовали. Они восприняли башню как насмешку над классической архитектурой столицы. «Одним из тех, кто ненавидел башню Эйфеля, был Ги де Мопассан, — рассказывает Евгения Микулина. — И все же он регулярно обедал в ресторане на первом уровне башни. Когда его спросили, зачем он это делает, если башня ему не по душе, писатель ответил: «Это единственное место во всем Париже, откуда ее не видно».
Ненависть сплотила и встряхнула обычно разрозненных и ленивых представителей искусства, и вскоре на страницах одной из парижских газет появилась гневная петиция, которую подписали триста деятелей культуры. Среди них были писатели Александр Дюма (сын), Ги де Мопассан и Эмиль Золя, живописцы Адольф Вильям Бугро и Жан Леон Жером. Вот отрывок из пламенного обращения: «Уважаемые соотечественники! Мы — писатели, художники, скульпторы, архитекторы и просто страстные поклонники нетронутой доселе красоты Парижа — призываем вас во имя вкуса, во имя французского искусства, которому грозит опасность, протестовать против возведения в сердце нашей столицы бесполезной и безобразной башни Эйфеля!»
К счастью для 6 миллионов туристов, ежегодно посещающих башню, петиция не была удовлетворена. И конструкция Эйфеля стала одной из самых узнаваемых достопримечательностей на Земле.
Саграда Фамилия
Испания
Возведение грандиозного собора по проекту испанского архитектора Антонио Гауди началось в 1882 году и закончится примерно в 2026 году. Подобная медлительность связана не с тем, что строят его гастарбайтеры, ремонтировавшие твою кухню, а с тем, что работы проводятся исключительно на добровольные пожертвования.
Жители Барселоны с самого начала с недоверием относились к архитектору и его проекту. Ведь Гауди строил преимущественно светские дома, и испанцы, будучи ревностными католиками, сомневались в способности модного архитектора возвести храм. В начале XX века, когда очертания собора Саграда Фамилия стали наконец вырисовываться, он подвергся критической атаке. «Против необычной концепции выступил, например, Джордж Оруэлл, — просвещает нас Евгения. — По мнению этого далеко не самого консервативного писателя, собор представлял собой «одно из самых идиотических зданий в мире». Также он считал, что «анархисты продемонстрировали плохой вкус, пощадив собор, когда у них был шанс его разрушить». Не относился к числу поклонников собора и Пабло Пикассо, сказавший как-то, что «Гауди и Саграда Фамилия могут идти к черту».
Замечание Пикассо потеряло актуальность после того, как в октябре 2011 года в Ватикан поступила официальная заявка от каталонской епархии о причислении архитектора к лику святых за его архитектурное творение. Приблизительная дата беатификации Антонио Гауди назначена на 90-ю годовщину его смерти, то есть на 2016 год.
Сиднейский оперный театр
Австралия
Много лет австралийцы могли наскрести в своей стране (да и на всем континенте) только две достопримечательности: унылый серый мост Харбор-Бридж и веселых пушистых кенгуру. Сейчас дела обстоят иначе: в гавани, на мысе Беннелонг-Пойнт, стоит Сиднейский оперный театр, являющийся объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО. Также театр числится среди финалистов, претендовавших на включение в проект 2007 года «Новые семь чудес света». А ведь были времена, когда австралийцы отзывались о театре не иначе как с насмешкой.
Всему виной затянувшееся строительство театра. «Довольно быстро выяснилось, что проект выглядел привлекательно в теории, в то время как на практике оказался трудновыполнимым и дорогостоящим, — объясняет наш консультант. — Предполагалось, что театр будет строиться четыре года и стоить 7 миллионов австралийских долларов. Вместо этого его строили 14 лет, и обошелся он в 102 миллиона долларов».
В итоге, когда 20 октября 1973 года королева Англии Елизавета II перерезала ленточку, все уже настолько устали от строительства, что заранее возненавидели театр. Архитектор Фрэнк Ллойд Райт назвал его «капризом», а простые австралийцы усмотрели в нем «что-то, что вылезло на берег и сдохло».
Особняк Арсения Морозова
Россия
Он же Дом дружбы с народами зарубежных стран, он же Дом приемов Правительства РФ. Нынче удивительный особняк выполняет сразу две функции: украшает улицу Воздвиженку и служит нарядным фоном для фотографий туристов. Идея необычного дома пришла в голову легкомысленному наследнику морозовских миллионов Арсению во время его путешествия по Европе. В Испании он увидел знаменитый Дом с ракушками, а в Португалии прогулялся по дворцу Пена.
Получив от матери в подарок классический особняк на Воздвиженке, Морозов быстренько его снес и в 1895 году заказал своему другу, архитектору Виктору Мазырину, то, на что мы сейчас и любуемся. Архитектор полностью оправдал ожидания заказчика, создав в центре Москвы настоящее «испанское подворье».
Здание еще не успело обзавестись первыми стеклами, а уже было от души раскритиковано общественностью. Например, Льву Толстому в романе «Воскресение» как никогда удалось приблизиться к своему любимому народу благодаря критике морозовского особняка. Герой романа Нехлюдов неодобрительно отзывается о доме «в каком-то сложном, необыкновенном стиле», думая о рабочих, которым, должно быть, тяжело строить «глупый, ненужный дворец какому-то глупому, ненужному человеку».
Также в ходу был анекдот про то, что мать купца Морозова, увидев готовый особняк, с досадой воскликнула: «Раньше только я знала, что ты дурак, теперь все остальные узнают!» (Второй раз все узнали, что Арсений Морозов дурак, несколькими годами позднее. Он в угаре пьяной пирушки поспорил, что прострелит себе ногу и с помощью силы мысли не почувствует боли. Купец сказал — купец сделал. И вскоре умер от заражения крови.)
«Зато советская власть оценила дом по достоинству как прекрасный образец неомавританского стиля, — заключает Евгения. — Ну или просто как нарядный дом для приема иностранцев».
Парижская опера
Франция
Современные парижане растерзают любого, кто сунется в «Гранд-опера» в джинсах. Здесь мечтают петь теноры, танцевать танцоры и дирижировать дирижеры. Каждый любитель балета и оперы отдаст все, лишь бы оказаться в одном из обитых красным бархатом кресел под 700-килограммовой хрустальной люстрой (кстати, именно эта люстра упала на зрителей в 1896 году, убив одного человека, и она же падает в партер в романе Гастона Леру «Призрак Оперы»).
А когда-то, взглянув на постройку малоизвестного архитектора Шарля Гарнье, люди только усмехались. «Дело в том, что проект был выполнен в эклектическом стиле боз-ар, только начавшем приобретать популярность, — пытается оправдать парижан наш консультант. — Согласно легенде, императрица Евгения, жена Наполеона III, увидев проект, возмущенно воскликнула: «Что это? Здесь нет стиля! Это не Людовик XIV, не Людовик XV и не Людовик XVI!» На что Гарнье ответил: «Нет, мадам, это Наполеон III».
С императрицей был полностью согласен композитор Клод Дебюсси, заявивший, что здание снаружи напоминает вокзал, а внутри — турецкие бани. Любопытно, что Шарль Гарнье спустя три десятилетия после того, как его творение стало объектом критики, сам подпишет уже упомянутую выше гневную петицию против Эйфелевой башни.
Королевский павильон в Брайтоне
Англия
Королевский павильон в Брайтоне, или, как его еще называют, Брайтонский павильон, по сей день остается самым экзотическим (читай: странным) дворцом на Британских островах. Индо-сарацинский стиль, в котором построен павильон, был распространен и любим в колониях, но никак не на Альбионе, в туманном воздухе которого витал дух чопорности. Но даже страх оскандалиться не остановил принца-регента, начавшего строительство павильона в конце XVIII века. Будущий Георг IV собирался резвиться в нем с любовницей Марией Фитцхерберт, заодно поправляя здоровье морским воздухом.
Отношение общества к этому памятнику отлично иллюстрирует высказывание писателя Уильяма Хэзлитта: «Королевский павильон напоминает нагромождение каменных тыкв, увенчанных башенками. Видимо, архитектор в момент строительства болел водянкой или страдал мигренями. Даже королевские лошади (если они не лишены вкуса) откажутся стоять в этих вычурных конюшнях». Мало того, что дворец вызывал недоумение у окружающих, он еще и начал разваливаться через десять лет после завершения строительства. Приехавшая на осмотр своих новых владений молодая королева Виктория охарактеризовала павильон как «действительно довольно странный». А в 1850 году она продала дворец властям Брайтона.
«Это было концом для ославленной частной резиденции и началом для славной туристической достопримечательности», — подводит итог Евгения, добавив, что диковинный Королевский павильон в Брайтоне посещают не менее полумиллиона туристов в год. Кроме того, дворец чрезвычайно востребован в кинематографе: его постоянно снимают в исторических фильмах.
Миланский собор
Италия
Нельзя не восхищаться размахом кафедрального собора Милана — размахом в прямом и переносном смысле. Собор занимает огромную территорию при высоте 157 метров, а его строительство продолжалось много веков, с 1386-го по 1965 год. Естественно, строился собор разными людьми, а заодно и в разных стилях. Началось все с поздней готики, затем собор настигло Возрождение, потом и Наполеон со своими французскими мастерами подоспел…
В итоге собор получился величественным и непонятным. «Первые критические отзывы, связанные со стилистической мешаниной, свойственной собору, стали появляться в середине XIX века, — рассказывает Евгения. — Например, критик Джон Раскин считал, что собор «взял немного от каждого архитектурного стиля, причем взял самое худшее».
Писатель Генри Джеймс высказался мягче: «Структура собора не особенно любопытна, не слишком логична и определенно не очень красива… Зато он привлекает внимание и богато отделан». Сейчас едва ли кто возьмется критиковать кафедральный собор Милана, а архитектурные странности и несоответствия громадины называют не иначе как «самобытные» и «удивительные».
Храм Христа Спасителя
Россия
Ореол мученичества, окружающий храм-бассейн, который то строили, то взрывали, заслоняет перед нашими современниками вопрос о собственно архитектурных достоинствах здания. Ведь то, что построено по старому проекту, априори хорошо. На самом деле храм, который большевики разрушили 5 декабря 1931 года, должен был выглядеть совсем не так, как он выглядел, и даже не так, как выглядит сейчас.
Вот что рассказал наш консультант: «Автором первого проекта, представленного императору еще в 1814 году, был масон и лютеранин Карл Магнус Витберг. Проект был очень хорош и понравился абсолютно всем. Александр I не скупился на комплименты молодому архитектору, заметив, что тот „заставил камни говорить“. Но Николай I, севший на престол в 1825 году, назначил нового архитектора — Константина Тона». Именно храм Тона и взорвали коммунисты, и именно его восстановили московские власти.
Как ни странно, достроенный в 1883 году храм не пользовался большой народной любовью. Церковь в русско-византийском стиле нелепо торчала на берегу Москвы-реки, приобретая все новые прозвища: «самовар», «гриб», «чернильница». Даже самые темные москвичи относились к храму осторожно. Ведь, чтобы освободить под него место, Николай I снес Алексеевский стародевичий монастырь. Согласно легенде, обиженная настоятельница в сердцах сказала: «Чтоб сему месту пусто было!» Ему и было пусто: храм проекта Тона простоял около 50 лет. И лишь в 1990-х годах храм снова вырос на берегу реки на радость тем, кому православная церковь заменила коммунистическую партию.
Венский оперный театр
Австрия
На венской улице Рингштрассе, в изобилии украшенной деревьями, клумбами и трамвайными путями, среди десятков старинных зданий, поражающих воображение прохожих великолепными эркерами и замысловатыми карнизами, многочисленными дентикулами и причудливыми ламбрекенами, — так вот, среди этого великолепия возвышается величественное здание Венской государственной оперы, построенное в 1860-х годах.
Здание возводилось по заказу императора Франца Иосифа двумя уважаемыми австрийскими архитекторами со смешными именами — Эдуардом ван дер Нюллем и Августом Сикардом фон Сикардсбургом. Мастера действовали в стиле неоренессанс, не жалея денег императора на лестницы белого мрамора, паркет, сложенный из разных сортов дерева, и бархат, которым были обиты 2200 кресел зрительного зала. Казалось бы, ничто не предвещало краха. Но еще за пару лет до сдачи здания в эксплуатацию поющим людям в гетрах газетчики начали травлю архитекторов.
«Одним из популярных прозвищ Венского оперного театра было „тонущий сундук“, — рассказывает Евгения Микулина. — В какой-то момент, еще во время строительства театра, городские власти подняли уровень улицы Рингштрассе на метр, и создавалось ощущение, что шикарное здание уходит под землю». Другим обидным прозвищем стало «Кёниггрец от архитектуры», намекавшее на грандиозное поражение австрийской армии в сражении при Кёниггреце в 1866 году. Но архитекторы нашли способ заткнуть критиков. В апреле 1868 года ван дер Нюлль повесился, а меньше чем через два месяца его коллега фон Сикардсбург умер от разрыва сердца.
Архитекторы не дожили даже до открытия своего детища, а тем более до момента, когда Венский оперный театр признали одним из величайших архитектурных шедевров мира. А произошло это уже в начале XX века. Туристы съезжаются в столицу Австрии, чтобы отведать настоящего яблочного штруделя и побывать в оперном театре (хотя обычно дело кончается «Старбаксом» и шопингом).
Другие жертвы
Османизация Парижа
Если бы не архитектор барон Жорж Эжен Осман, осуществивший в середине XIX века перепланировку Парижа, влюбленные бродили бы по узким грязным улочкам. Это сейчас парижане гордятся своим городом, а во время перепланировки, заставившей их покинуть насиженные трущобы, они обзывали Османа Аттилой.
Статуя Свободы
Главный американский символ, придуманный французским скульптором Фредериком Бартольди, поначалу раздражал янки. Еще свежи были воспоминания о Долгой депрессии 1870-х годов. Накануне установки статуи New York Times писала: «Ни один истинный патриот не может поощрить подобные траты на бронзовых женщин».
Памятник Александру III
На открытии памятника работы скульптора Павла Трубецкого художник Илья Репин воскликнул: «Толстозадый солдафон!» Вскоре в народе родились стихи: «Стоит комод, на комоде бегемот, на бегемоте обормот, на обормоте шапка, на шапке крест. Кто угадает — того под арест».
Витториано
Джузеппе Саккони задумал монумент имени короля Виктора Эммануила II в древнеримском стиле, и зря. Строительство монумента Витториано закончилось 101 год назад, но его камни еще помнят обидные прозвища — «вставная челюсть» и «свадебный торт», которыми римляне наградили памятник на церемонии открытия.
Статуя Ахиллеса в Гайд-парке
Монумент скульптора Ричарда Вестмакотта был призван увековечить память полководца первого герцога Веллингтона. Но когда 18 июня 1822 года Ахиллес во всей своей обнаженной красе предстал перед англичанами, разразился скандал. Ахиллес обзавелся фиговым листком, но даже после этого его, хихикая, сторонились.
