Люди, которым нравится смеяться, должны быть очень благодарны мистеру Сэмюэлу Лэнгхорну Клеменсу, более известному под псевдонимом Марк Твен.
И то, что сам Марк Твен писал очень смешные книги (а еще очень умные, и поэтичные, и важные), еще не самое главное. Он был тем, кто создал новый стандарт юмора. Кому-то нравится О. Генри? Пелам Г. Вудхаус? А Вуди Аллен и ребята из «Монти Пайтона»? Так вот, все они — потомки Марка Твена. В культурологическом, конечно, смысле. И журнал MAXIM тоже хотел бы надеяться, что он может быть причислен к дальним родственникам, мы бы даже согласились на роль троюродного внучатого племянника. Поэтому позволь нам рассказать об этом нашем прародителе. Тем более что там есть что поведать.
Начало
Марк Твен — своего рода химера, поскольку таких людей не бывает и быть не может. Химера, не вписывающаяся ни в какие рамки и ни в какие столетия. Вольнодумец, атеист и скептик на словах — в жизни он практически пуританин. Горячо любимый Севером южанин. А в Штатах времен Гражданской войны, да даже и сто лет спустя, быть южанином — это фактически приговор, судьба и безысходность. Кто не верит, может почитать любого из авторов-южан: ах, белые колонны нашей виллы, балы, благородство, ах моя старая черная нянюшка, мы прокляты, ах, какая жизнь загублена, все прошло, все…
Твен же сумел из своего Юга сделать райскую страну детства, куда убегали маленькие немцы, турки, китайцы, советские школьники… Воображаемые берега твеновской Миссисипи истоптаны их башмаками. Твена жизнь била так, что редкий человек смог бы удержаться от соблазна дать ей сдачи, а он сумел оставаться веселым и жизнерадостным в перерывах между этими жестокими раундами.
Он был свободомыслящим циником и всю жизнь страстно любил одну женщину — свою жену. Он толком нигде не учился — и был глубоко образованным человеком. Он был невероятно умен — и терял огромные деньги в глупейших бизнес-проектах. Он демократ до мозга костей, работавший и матросом, и кочегаром, — а его род восходит к временам Вильгельма Завоевателя.
Вот с этого последнего факта, пожалуй, и начнем.
Начало
Очень трудно сказать, к какому социальному слою относился Марк Твен. Его родители владели 30 тысячами гектаров земли в Теннесси. Сейчас это, конечно, было бы сказочное богатство, но в первой трети XIX века земля в Теннесси стоила примерно ничего: за все эти угодья было заплачено 400 долларов — цена примерно полутора ног здорового, крепкого раба. А поскольку покупка рабов, как видим, тогда кусалась, обрабатывать или как-то еще использовать свои земли семья Клеменсов не могла. Поэтому на этих тысячах гектаров шумел лес и пели птицы, а Клеменсы исправно платили за эту важную деятельность налог — целых пять долларов в год. Сами жили в ветхом деревянном доме в одной из деревень штата Миссури.
Вот что Твен писал о своей малой родине: «Я родился в маленькой деревушке Флорида, округе Монро, в 1835 году. В деревушке было сто человек жителей, и я увеличил население ровно на один процент. Не каждый исторический деятель может похвастаться, что сделал больше для своего родного города». Потом семья переехала в городок Ганнибал, который был чуть побольше и который описан Марком многократно в его повестях о Томе Сойере и Геке Финне.
Отец писателя был мелким неудачливым лавочником. Впрочем, он исполнял и обязанности мирового судьи, так что, можно считать, был местной элитой. Мать рожала и хоронила детей: из семерых до совершеннолетия дожили трое.
При этом отец Марка происходил из старинного британского рода (один из его предков был судьей, вынесшим приговор королю Карлу Первому), а мать вообще принадлежала к младшей ветке очень знатного семейства и приходилась родней графам Дэрем. Но в Новом Свете все это имело довольно сомнительный бонус, тут ценили местную буржуазию — денежную и со здешними крепкими связями. Так что мальчик рос на крестьянском приволье, играл с негритятами, воровал арбузы и шлялся босиком по уличной пыли.
Вопрос об образовании Марка Твена — большая, плохо исследованная туманность. Местная школа не лелеяла в своих стенах великих педагогов, это была бесплатная общая школа. И семья не располагала обширной библиотекой. Ничего похожего на высшее или хотя бы умеренное среднее образование детям не давалось. Но уже в 15 лет Марк становится журналистом в газетенке, которую издавал его 22-летний старший брат Орион, и написанные подростком заметки тогда уже были остроумны, демонстрировали хороший стиль и крепкое владение словом.
Мы можем предположить, что родители Марка все-таки были очень недурно образованными людьми и место мирового судьи досталось отцу не по причине неимения лучшей кандидатуры. Видимо, родители были еще и остроумны. Об этом свидетельствует, например, записанный взрослым Марком диалог с его восьмидесятилетней тогда уже матушкой, которая пустилась в воспоминания о том, как он болел, когда был маленьким, болел упорно и непрестанно и становился во время своих бесконечных болезней еще несноснее, чем обычно:
«– Вы боялись, что я умру, матушка?
– Нет… — задумчиво ответила старушка. — Я, пожалуй, больше все-таки опасалась, что ты выживешь».
Неплохой юмор для матери, похоронившей четверых детей? Это при том, что, по многочисленным воспоминаниям Марка, основной чертой его матери была доброта. Особенно к детям и животным. «По какому-то неуловимому признаку каждый бездомный, загнанный, грязный, беспутный кот сразу узнавал в ней свою покровительницу и защитницу и шел за ней до самого дома. Инстинкт его не обманывал, его принимали с распростертыми объятиями, как блудного сына. Одно время, в 1845 году, у нас было девятнадцать кошек. И все они были ничем не замечательны, никаких заслуг у них не было, кроме того, что они были несчастны, а это заслуга небольшая и очень дешевая».
Труды
Отец умер, когда Марку было двенадцать лет, и оставив кучу долгов. Семью кое-как поддерживали дядюшки, но Марку рано пришлось зарабатывать на жизнь. После пары лет работы в газете брата он ушел на Миссисипи, решив посвятить свою жизнь коммерческому пароходству. Правда, он не переставал писать небольшие статьи и рассказы для самых разных газет и журналов. Твен уже дослужился до лоцмана, но тут грянула Гражданская война. Чувствуя себя южанином, но очень мало сочувствуя делу Конфедерации, Марк уехал на Запад вместе с братом Орионом, потому что тот как раз получил место личного секретаря у губернатора штата Невада.
А Марк стал шахтером в старательском лагере — добывал серебро. Спал на топчанах и махал кайлом. Такое одновременное существование одной семьи и даже одного человека во всех слоях общества, сверху донизу, конечно, было бы немыслимо для Старого Света, но в Америке считалось в порядке вещей.
Это невероятным образом расширяло кругозор писателя, который смотрел на жизнь со всех ракурсов и под всеми углами, будучи совершенно лишен тех шор, накладываемых на человека принадлежностью к той или иной касте.
Серебро добывалось плохо, поэтому Марк бросил старательскую карьеру и вплотную занялся журналистикой. Придумал себе псевдоним, который, как считается, был связан с его лоцманской службой: Mark Twain — это сигнал о метке в две морские сажени, которых достаточно для прохождения речных судов над мелью. Некоторые рассказы Твена очень нравились публике: он был метким бытописателем, умел замечать мелочи и был исключительно остроумен. Поэтому очень скоро он стал разъездным корреспондентом сразу нескольких изданий и путешествовал по миру, присылая в редакции рассказы о своих странствиях по Ближнему Востоку, Африке, Австралии.
Побывал даже в Российской империи, в Крыму. Возвращаясь в Штаты, Твен тоже не сидел на месте, а ездил с лекциями — рассказами о своих путешествиях. Тогда в США люди буквально сходили с ума по этим лекциям. Это был популярный способ с пользой и недорого развлечься. Входной билет обычно стоил не больше доллара — дешевле, чем в театр, тем более что театры приезжали в провинцию редко, а группы лекторов мотались по любым дорогам и были готовы выступать хоть в сенном сарае. Лекции могли быть религиозными, политическими, научными, просто познавательными в широком смысле, но самым популярным был жанр, в дальнейшем превратившийся в стендап-комедию. Это когда люди выходят на сцену и читают смешные рассказы. Марк Твен в этом амплуа был бесподобен: артистичен, с эффектной внешностью, красивым звучным голосом (немаловажный аспект в домикрофонную эру).
Но, самое главное, его рассказы заставляли публику буквально ложиться под скамейки от смеха. Он изображал маленькую девочку, пишущую письмо своему дяде («Одного котеночка, бесхвостого, я назвала в твою честь, дядя, но он хворает и, наверное, помрет»), рассказывал о восточных нравах («На гравюрах Восток выглядит куда приятнее. Отныне меня уже не обманешь картиной, изображающей встречу Соломона с царицей Савской. Сударыня, скажу я про себя, вы очень хороши, но ноги у вас не слишком чистые, и пахнет от вас, как от верблюда»), делился опытом издания сельскохозяйственной газеты («Потрясите вашу бабушку! Брюква не растет на дереве!»). И зрители изводили носовые платки дюжинами.
Самым большим спросом пользовалось описание путешествий (сатире и юмору тут на помощь приходили интригующие факты о дальних странах с их диковинными обитателями). В 1869 году Твен собрал эти рассказы в книгу «Простаки за границей», которая произвела страшный фурор, мгновенно превративший крепкого журналиста-юмориста во всеамериканскую звезду.
После этого Марк Твен навсегда стал знаменитым. Такое бывает. Любая его книга, любой рассказ, любое интервью вызывают массу шума, по большей части восхищенного. Он становится идолом Америки и первой ее рок-звездой. Ну, за вычетом гитары, хотя это и несущественно.
Он носит белые костюмы (это его фишка, Пресли и Джексон были тут лишь эпигонами), длинные волосы, не выпускает изо рта трубку или сигару. Курить Марк, кстати, начал в восемь лет и курил всю жизнь чрезвычайно энергично: в его кабинете всегда клубился такой густой дым, что непривычные люди теряли сознание. «Уже в самом нежном возрасте я принес священный обет никогда не курить во сне и никогда не воздерживаться от этого во время бодрствования».
Ну, и еще он женится.
Семья
Оливия Клеменс (в девичестве Лэнгдон), супруга писателя, была, наверное, самым невероятным выбором, который мог сделать этот знаменитый и успешный весельчак, вольнодумец и циник. Это была хилая, чрезвычайно болезненная и очень условно привлекательная девушка. А кроме того, исключительно религиозная, высокоморальная и… Да что там ходить вокруг да около, назовем вещи своими именами: Оливия Лэнгдон была ханжа, зануда и моралистка, каких немало тогда водилось в хороших домах Нью-Йорка. В Твене ей не нравилось все: дурные манеры, южное происхождение, привычки, свободомыслие, небрежность в денежных вопросах, неаккуратная прическа и то, что он плохой христианин. Она дважды ему отказывала.
Твен пообещал, что станет ради нее хорошим христианином, и ухаживал за девушкой, читая ей по вечерам Библию. Даже пытался меньше курить. Соблазн спасти грешника — мощнейшая приманка для затянутых в корсет пуританок, тем более что Твен был успешен и должен бы стать в будущем богачом. И Оливия наконец согласилась взять под опеку этого тридцатипятилетнего ребенка. Ее отец, крупный предприниматель, подарил молодым на свадьбу дом с великолепной меблировкой и вызвался оплачивать прислугу.
Вместе с женой и домом Твен получил гувернантку, проповедника и личного цензора: Оливия отныне первая вычитывала его тексты, истребляя грубые слова, неизящные обороты и слишком смелые мысли. Она рожала ему болезненных детей (единственный сын умер в младенчестве, из трех дочерей лишь одна пережила отца) и воспитывала их в безукоризненно христианском духе (как говорила дочь Твенов, Сюзи, «папа любит кошек, а мама — мораль»).
Твен Оливию обожал. Всю жизнь. Пытался выполнять все ее просьбы и гордился тем, что его не останавливает даже несуразность этих просьб: не встречаться с безнравственным продюсером, вырвать из книги в библиотеке неуместную гравюру, не отдавать издателям «Путешествие капитана Стормфилда в рай», а спрятать на дне ящика письменного стола, еще лучше — вообще сжечь. И пусть Гек Финн не говорит «Черт побери!», это недопустимо, пусть скажет «Гром и молния!». И да, она еще готова потерпеть Зороастра и даже Вельзевула, но последний подобранный Марком кот, поименованный Сатаной, немедленно должен быть переименован. Например, в Пушка. И Марк со всем соглашался: «Да я готов всю жизнь пить кофе без сахара или разгуливать в башмаках на босу ногу, если она найдет, что носки неприличны».
Никогда Марк Твен не посмотрит на другую женщину, невзирая на тысячи поклонниц его таланта. Даже в тяжелых финансовых условиях он пойдет на все, чтобы любимая жена не испытывала недостатка в комфорте. Когда она чувствовала себя особенно больной, он неделями носил ее из комнаты в комнату на руках, потому что только он умел делать это по-настоящему бережно. Курить он, правда, так и не бросил, но практически не употреблял алкоголь.
«Считают, что любовь растет очень быстро, но это совсем не так. Ни один человек не способен понять, что такое настоящая любовь, пока не проживет в браке четверть века».
Оливия Твен умерла в 1904 году в возрасте 58 лет. Для Твена это был самый жестокий из возможных ударов. Его записи тех месяцев невозможно читать без содрогания: когда настолько талантливый человек так глубоко чувствует горе, оно пропитывает каждое его слово и заражает читателя тяжелой депрессией, в которую писатель ушел после потери супруги. Тем не менее Твен сумел выползти и из этой ямы: его последние книги «Сделка с Сатаной», «Дневник Евы», и «Таинственный незнакомец» куда тяжелее его обычной прозы, но и в них на страже здравого смысла всегда стоит очищающее пламя иронии.
На износ
Всю жизнь Марк Твен работал как проклятый, он один из самых плодовитых авторов мировой литературы. Кроме того, он еще продолжал ездить с лекциями. Да, в нем бьет фонтан творческой энергии. А еще в него бьют счета от модисток, обойщиков, нянь, горничных, врачей и письма кредиторов. Богатый тесть скончался, оставив куда меньше ожидаемого. Марк пытался увеличить благосостояние семьи инвестициями и проектами, но они потерпели полный крах. Акции обесценивались, рудники истощались, талантливые изобретатели, готовые покорить мир своим гениальным детищем, производили на свет неконкурентоспособных уродов.
Да, книги давали хороший доход, но все уходило на покрытие долгов от бизнес-провалов. Самыми катастрофическими оказались попытка создать собственное издательство и авантюра с производством новейшего печатного станка. Этот станок съел все сбережения писателя, но так и не пошел в производство, ибо к тому времени появились куда более продвинутые и эффективные, а, главное, дешевые аналоги таких станков. В то время, когда Твен ввязывался в авантюру со станком, знакомые бизнесмены предложили ему вложиться в другое изобретение, сделанное неким Александром Беллом, — телефон. Твен идею телефона поднял на смех и решил сделать ставку на станок.
Поэтому он писал, писал и писал. «Янки при дворе короля Артура», «Принц и нищий», продолжения «Тома Сойера», статьи, памфлеты, рассказы и эссе… А долги все не уменьшались, так что по стране с гастролями Марк ездил почти до самой смерти, продолжая шутить, да и не только шутить. Многие его памфлеты запрещались как вредные, подрывающие устои, атеистические, непристойные, политически недопустимые, оскорбительные и развращающие нравы.
Гека Финна, например, не пускали в школы до последнего, ведь там описаны такие грубости и неприличности! А антиклерикальная сатира «Путешествие капитана Стормфилда в рай» была впервые опубликована лишь спустя сорок два года после смерти писателя в 1913 году. Марк Твен родился в год прилета кометы Галлея и умер тоже в год ее прилета, спустя 78 лет после их первой встречи. Это был бы ничего не значащий факт, если бы писатель сам не придавал ему такого значения: за много лет до смерти он написал, что планирует умереть именно к следующему визиту кометы.
Твен сегодня
Приятно отметить, что у старого доброго Марка Твена все идет по-прежнему, ничего не меняется. Его так же продолжают давить цензурой. Достойные потомки Оливии Лэнгдон сейчас, конечно, выглядят несколько иначе: у них нет корсетов и турнюров, да и в церкви они скамейки не особо просиживают. Но суть их не поменялась.
В 2011 году акт надругательства над текстами писателя выполнил один из его верных исследователей — профессор Алан Гриббен. Поправленные им тексты про Гека и Тома теперь строго рекомендованы для школьных библиотек большинством округов в 26 штатах. Ну а как иначе? Например, плохое слово на «н»* в «Томе Сойере» встречается девять раз, а в «Гекльберри Финне» — 219!
Нам еще можно! Негр! Негр! Видите, ничего не случилось! Пока…
И раз уж пошла такая пьянка, то всех «краснокожих» и «дикарей» меняем на «индейцев», а «рабов» — на «слуг». Зачем лишний раз унижать черных школьников напоминанием о рабстве? А некоторые пассажи вообще уберем, потому что они ну очень неполиткорректные. Например, про… (слово на «н»), которые от природы суеверны. И проследите, чтобы детям до четырнадцати лет это в руки не попадало, а то там про кладбища, дохлых кошек и… Ах да! Сцены с детским курением убрать все! Это вообще незаконная пропаганда!
Впрочем, с литературой для взрослых у Твена тоже все не слава богу. Что он пишет про турков! Про мусульман! И про арабов! Ну вот как это называется: «Все китайцы мира не могут вызвать столько отвращения, сколько легко вызывает один обычный араб»? А с каким пренебрежением он пишет об уникальных и самобытных культурах! Да он просто белый супрематист, ваш Твен, расист, рабовладелец гендерный шовинист! Он смеется над тем, над чем смеяться вообще нельзя. Как можно шутить на тему, связанную со смертью ребенка?! Ну и что, что у него самого дети умирали, и братья, и сестры….
А что Твен писал про Бога? Невзирая на облагораживающее влияние Оливии, это вообще кошмар. Оскорбление чувств верующих высшего порядка!
«Известно ли нам, что он справедлив, благостен, добр, кроток, милосерден, сострадателен? Нет. У нас нет никаких доказательств того, что он обладает хотя бы одним из этих качеств, — и в то же время каждый приходящий день приносит нам сотни тысяч свидетельств — нет, не свидетельств, а неопровержимых доказательств, — что он не обладает ни одним из них».
Да, юмор очень часто черен, жесток, оскорбителен и непристоен. Это суть юмора. Это щит, который человек ставит между собой и бездной, а щит и не обязан быть мягким, тонким и деликатным.
И Марк Твен — один из величайших в мире поставщиков этих щитов. Потому что он хорошо знал, как и когда они бывают нужны.
Фото: Getty Images
