Рано утром 22 июня 1941 года немцы собрались атаковать нас, имея примерно 4000 самолетов. Напротив них через границу находились около 7000 советских самолетов, а в тылу СССР насчитывалось еще почти 20 тысяч. Как же так получилось, что немцы сразу захватили воздушное господство и не отдавали его потом почти три года?
Официальный ответ: внезапный удар ранним утром по мирно спящим аэродромам, который уничтожил всю советскую авиацию. Этого не могло быть, хотя бы потому, что большая часть советской авиации находилась в глубоком тылу. Но и те 7000 самолетов у границы немцы также не могли уничтожить за день.
На аэродромах, вынесенных почти вплотную к западной границе, стояли лишь советские истребители, а штурмовики и бомбардировщики, как им и положено, стояли на аэродромах фронтового тыла. Но даже все советские истребители у границы немцы не могли уничтожить: их бомбардировщики в тот день были сильно заняты — помогали главной ударной силе, танкам и пехоте, а штурмовки в ходе войны показали очень низкую эффективность. Зато они прекрасно сеяли панику.
Но главную роль сыграл сам блицкриг. Допустим, советские летчики выжили при первом ударе, их истребители тоже уцелели, они не поддались панике и собрались биться… И тут на их аэродром выезжают немецкие танки.
Утром 22 июня Советский Союз остался без истребителей у западной границы. Следующую неделю советские бомбардировщики и штурмовики атаковали наступавших немцев без прикрытия. Вскоре они тоже закончились.
В это время со всей страны к фронту спешно свозились самолеты самых разных моделей и степени боеспособности. Лето-осень 1941-го, в стране шок и паника. Представьте количество организационных несостыковок из-за дикой спешки. То соберут сотни самолетов на аэродром, на который не завезут горючее и боеприпасы, то прикажут перелететь туда, куда через пару часов доезжают немцы. Известен авиаполк, который, отступая от границы до Москвы, пять раз сменил парк самолетов. Вскоре у Сталина закончилась почти вся авиация.
«Восход Красной Звезды»: советские и германские асы (Хартманн, Голланд, Крупински) рассказывают про войну в небе.
Заход с запада
Только 9 марта 1942 года южнее Харькова случился первый успешный для ВВС РККА воздушный бой, в котором победа была одержана несмотря на численное превосходство врага. Уже через два дня об этом бое написала «Красная звезда», с заголовком «7 против 25». Подписана статья была командиром эскадрильи капитаном Б. Ереминым.
Но интереснее почитать рассказ Бориса Еремина, записанный уже после войны: «Мы прикрывали наши войска, бомбить которые приходили группы бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87 под прикрытием Ме-109. Летчики 1-й эскадрильи уже находились в воздухе, а нам предстояло их сменить в районе Шебелинка».
Капитан Еремин был ведущим группы из семи новеньких, выкрашенных в белый цвет истребителей Як-1 (у каждого по шесть эрэсов под крыльями и штатный боекомплект для пушки и двух пулеметов). Справа от него— капитан Запрягаев, слева — лейтенант Скотной. Высота — 1700 метров. На увеличенном интервале выше, справа, — лейтенант Седов с лейтенантом Соломатиным. Слева, ниже метров на 300, — лейтенант Мартынов со своим ведомым, старшим сержантом Королем.
Внезапно справа, почти на одной высоте с ними, капитан увидел группу из шести Ме-109 и тут же, чуть ниже, — группу бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87. Сзади шли еще двенадцать Ме-109. Всего двадцать пять самолетов противника.
Еремин оценил ситуацию. Он заметил, что истребители разные: шесть Ме-109F и двенадцать Ме-109E. Разница в том, что к крыльям Ме-109E цеплялись бомбы и истребитель использовался как штурмовик, сильно теряя, конечно, при этом свои характеристики в воздушном бою.
Еремин показал (радиосвязью советские истребители были не оборудованы и летчики координировали свои действия жестами и покачиваниями в кабинах), что надо уйти на юго-запад с набором высоты и атаковать с запада, со стороны солнца, в хвост противнику. Когда они уже вышли на прямую для атаки, немцы их заметили и начали какое-то перестроение, но было поздно. Семь белых советских истребителей полетели в их массу, каждый сам выбирал себе цель.
«Исход боя теперь зависел от первой атаки. Мы атаковали и истребители, и бомбардировщики: уничтожили сразу четыре самолета, из них два бомбардировщика. Потом все смешалось — мы попали в общую группу. Тут главное — не столкнуться. Слева, справа, сверху идут трассы. Мимо меня, помню, промелькнуло крыло с крестом. Кто-то развалил, значит. Объем, в котором все происходило, — небольшой; бой стал носить хаотичный характер: идут трассы, мелькают самолеты, можно и в своих попасть… Пора было выбираться из этой каши. Немцы стали уходить, и на догоне я сбил один Ме-109».
Поскольку бой проходил на предельных режимах двигателей, горючего у них вскоре почти не осталось. Еремин дал сигнал сбора группы глубоким покачиванием. Остальные стали пристраиваться. Слева подошел самолет Саломатина — фонарь сбило снарядом, летчик пригнулся так, что его и не видно. Справа пристроился самолет Скотного, за ним белый шлейф, радиатор пробит осколками. Один, второй, третий… все!
«Ты представляешь, после такой схватки — и все пристраиваются! Все — в полном порядке! Я чувствовал радость победы, удовлетворение необычное, какого никогда и не испытывал! Первые-то дни мы чаще в роли побежденных были… Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Наконец, это мой первый бой, в котором враг разбит наголову, в котором большая группа вражеских самолетов растаяла, не достигнув цели. Главное, что мы поняли, что можем бить фашистов. Это было так важно для нас весной сорок второго года!»
«Красная звезда»
После войны конструктор Яковлев рассказал Еремину, что накануне того боя авиаконструкторов вызывал Сталин и предъявил претензию, что новая матчасть себя не оправдывает. «Почему горят наши „ла“ и „яки“? Какими лаками вы их покрываете?» — с угрозой спрашивал он. После боя он сам позвонил Яковлеву и, радостный, заявил: «Вот видите! Ваши самолеты показали себя».
Той же весной капитану Борису Еремину вручили его первый орден Красного Знамени. В части побывали кинооператоры, фотокорреспонденты, журналисты. О бое написали в «Красной звезде». Кожедуб потом рассказывал Еремину: «Я был тогда инструктором в Чугуевском училище, мы твоим боем очень интересовались, изучали. В 1942 году это для нас было исключительное событие».
Иван Кожедуб прочитал про этот бой статью в «Красной звезде» от 12 марта 1942 года, подписанную Ереминым. Вот как там описывалось начало этой схватки: «Моментально созрело решение: предупредить противника, первыми атаковать его, не допустить его до нашей пехоты. Немецкие „Мессершмитты-109“ защищены броней сзади и отчасти сверху. Значит, лучше всего атаковать врага в лоб. Методом лобового удара, тарана, прямого попадания из самолетной пушки полностью овладели летчики нашей эскадрильи, и я был уверен, что, несмотря на численное превосходство противника, они с честью выполнят задачу».
Сравнивая это описание с послевоенным рассказом Еремина, можно предположить, что вряд ли капитан стал бы советовать другим летчикам идти в лобовые атаки на «Мессершмитты». Скорее всего, это творчество какого-то шибко умного редакционного пропагандиста.
А ведь молодые летчики потом из-за этой статьи гибли.
Фотопулеметы
На самолетах Luftwaffe и ВВС РККА еще до войны устанавливались видеокамеры и фотопулеметы (фотоаппараты, начинающие делать снимки с частотой выстрела во время огня по противнику). Они применялись в учебных и реальных боях для определения нанесенного ущерба врагу, а проще говоря — посмотреть после боя, кто кого сбил. В СССР перед войной учебный воздушный бой не шел летчику в зачет, если не был подтвержден фотопулеметом. Потеряв в первые дни войны все свои лучшие самолеты и лучших летчиков, СССР остался и без фотопулеметов. Поэтому большинство самолетов на этих снимках и кадрах — советские.
Борис Еремин о советских истребителях:
«Если бы в этом бою мы были на МиГ-1 или ЛаГГ-3, его результат вряд ли был бы таким же. „Миг“, когда только взлетит, его самого надо прикрывать, на средних высотах он вялый, не разгонишь, только на высоте он дает летчику возможность себя нормально чувствовать. ЛаГГ-3, откровенно говоря, мы не очень уважали — горел сильно, поскольку сделан был из дельта-древесины, к тому же тяжелая машина. Мы отдавали предпочтения „якам“: Як-1, Як-7 — маневренные. „За газом“ ходят. Як-9 был немного тяжеловат, но вооружение хорошее. Самый лучший — Як-3, это идеальная машина для боя. Просто сказка! Только запас топлива у него был небольшой — на 40-минутный полет».
Книга автора: .
