Свой прихотливый диалог, Паша, мы поведем о том, что тебе ближе всего, — о моде. Так что давай серьезно: лоферы или топсайдеры?
Оба слова мне непонятны, поэтому я выбираю топлоферы.
Приятно иметь дело со специалистом. Слышал, ты недавно попал с список Forbes.
Я постоянно в списке Forbes. И для меня это нервный момент: они приписывают мне сумасшедшие бабки, но не пишут, где их забрать.
В этот раз тебе приписали два миллиона годового дохода. Долларов. Сколько из них ты на одежду тратишь?
Мы что, правда сейчас нырнем в пучину моды?
Конечно, я уже нырнул и жду тебя тут, на глубине.
Мне удивительно, что я на кого-то произвожу впечатление модного парня.
Погоди, ты не модный парень?
Я безразличен к одежде.
Так, до свидания, интервью окончено.
Нет, правда. Подхожу дома к шкафу и надеваю то, что смотрит на меня.
Ты и для выступлений так наряды выбираешь?
Нет конечно! Есть ответственные люди, стилисты, которые за это получают деньги. Но и тут все проходит очень быстро: я надеваю то, что мне дают.
Помнишь самый ужасный наряд, который тебе подобрали?
Ужасных — полно. И я в них все равно выступаю. Из недавнего был какой-то странный костюм: белые штаны с мотней, а в лацкан пиджака вставлена проволока. А если вспомнить самый первый эфир Comedy Club? На мне белая рубашка на три размера больше и с кляксой, огромный черный шарф, в котором невозможно жарко, и черные штаны, заправленные в ботинки. Ко всему этому сразу два ремня: один с черепом, а другой — с надписью «SEX». Более отвратительной твари просто невозможно вообразить.
Гламурный подонок.
Даже не подонок, это какой-то гламурный оковалок. Страшный парень.
Зачем так покорно следовать выбору стилистов?
Я не следую, мне просто не страшно надеть что угодно. Я ношу вещь — не она меня. Вечно ощущаю в свой адрес глухую зависть со стороны всех этих мужчин с пузцом и отрастающей попой, всех толстеющих женщин. Да, я худой парень. Я вешалка. Даже если на меня надеть мешок, все равно будет интересно.
Появись ты так, как сейчас одеваешься, в родной Пензе — думаешь, дали бы тебе тумаков?
С удовольствием там появляюсь, но не расхаживаю по центральным улицам в поисках тумаков. Когда я там жил, то и тогда одевался вызывающе. То были времена становления рейва. Зеленые узкие джинсы, оранжевые кофты, гриндерсы с гигантскими подошвами, круглые очки а-ля Джон Леннон. Я красил волосы в желтый, оранжевый, зеленый. На башке ирокез, в который вплетены 150 косичек, а виски лысые. Я выглядел как хищник из той части, что сняли на «Казахфильме».
Бывали проблемы с теми, кто предпочитал косухи с заклепками?
Я из города, где дрались постоянно. Мой район образовался при помощи драк. Это была окраина, деревня. Половину деревни снесли и начали строить на ней городские дома. Наш был первым на этом пустыре. Как ты думаешь, чем была занята оставшаяся половина деревни? Она ходила бить этот дом. Пока не возвели вокруг много домов, пока не приехали туда ребята, пока они все не выросли, пока мы не пошли и не побили все районы, которые были вокруг нашего, — до тех пор этот процесс не останавливался.
То есть бил все-таки ты?
И я, и меня. Драки были рутиной. Это обязательная программа. Трижды мне ломали нос, который я вставлял себе сам, ни разу не обратившись в медпункт. Последний раз я его сломал, кстати, в Египте, прыгнув в бассейн, так что удар о дно слышал весь отель. Сразу поставил на место.
Я не следую покорно выбору стилистов, мне просто не страшно надеть что угодно. Я ношу вещь — не она меня
Привычным жестом.
Давай я тебя научу, кстати. Смотри, нос смещается в какую-то из сторон, если не проваливается внутрь. Если он проваливается, придется бежать в травмпункт. Но если смещается, вот моя система: руку ставишь с той стороны, в которую хочешь его вправить, — ну, чтобы в процессе не сломать его в другую сторону. И вот так второй рукой резко ставишь обратно. Нос на месте. Сначала под глазами все будет синее, потом желтое, затем фиолетовое, следом зеленое, а через три недели не будет ничего.
Спасибо, очень полезно. А от каких элементов пензенского стиля тебе пришлось избавиться в Москве?
Помню, была мода на высокие сапоги среди мужчин. Кажется, она пришла как раз из Москвы. Причем одну штанину надо было заправить, а другую — нет. Я какое-то время так походил по столице, а потом стал в метро замечать точно так же одетых веселых узкопопых мальчиков, кидавших на меня странные взгляды. И понял, что они отобрали у нас наши сапоги. Пришлось с этими сапогами попрощаться.
Ты когда-нибудь использовал одежду для создания комического эффекта?
Нет, но однажды она сделала это за меня. Я на сцене много двигаюсь, так что неудивительно, что однажды у меня порвались сзади штаны. Ржали всем залом, и дальше я выступал фронтально. Шутки уже не имели значения — все просто знали, что у меня дырка на заднице, прямо сейчас, и я продолжаю с ней выступать. Но, как правило, я прошу, чтобы костюм не перетягивал на себя внимание.
Когда, кстати, появился этот твой фирменный костюмный стиль? Пиджаки, рубашки, галстуки…
Я в юности ненавидел рубашки, на дух не переносил галстуки. Тогда и рубашки были страшные, как на немецкого депутата. Все эти галстуки-лопаты. Первый раз я изменил свое мнение, когда появились узенькие галстуки — помнишь такие?
Селедки?
Не селедки, а совсем шнурки. А потом стали появляться и рубашки моего размера. Самой большой моей проблемой в молодости был размер.
Расскажи о своих татухах. Ты ведь недавно какую-то новую сделал?
Да, сделал на запястье имена своих детей: Роберта и Софии. А вот на груди у меня они маленькие нарисованы — это их первые фотографии после рождения.
Будешь дальше заполнять грудь фотографиями детей по мере их роста? Роберт с усами, София в фате...
Нет-нет. Я просто очень захотел себе такую татуировку. Когда появляются дети, ты становишься слегка другим человеком. Наверное, со стороны это может выглядеть странно: мол, зачем ты наколол их фотки, ты что, можешь забыть, что у тебя есть дети? Но это что-то неудержимое внутри тебя.
Твой стиль как-то меняется с появлением детей? Чего ты не станешь больше надевать?
Суперузкие джинсы я не надену, потому что я бы хотел еще детей. А так больше ничего не изменилось.
Может, добавились какие-то аксессуары зрелости?
Знаешь, у меня есть и запонки золотые, и дорогие часы — это ведь считается аксессуарами зрелости? Был период, когда я носил часы — по всякому поводу разные. Потом я два года вообще их не надевал. Потом года полтора носил Casio с калькулятором.
Это было модно.
Но я не из-за моды. Шел мимо витрины и увидел то, за что бы убил в детстве. А вообще, я не вещук, вещизмом не страдаю. Да, так и передайте в институт Пушкина мой неологизм — «вещук». Я спокойно отношусь к любым вещам.
Суперузкие джинсы я не надену, потому что я бы хотел еще детей
Ты часто ездишь на гастроли, видишь, как одеваются в российских городах...
Начнем с того, что я езжу не очень часто, обычно перед большим московским концертом. Такой, кстати, пройдет 1 декабря в «Крокусе». Ребята, кто это читает, всех зову! Будет взрослое, обоссательское выступление на серьезные, местами даже страшные и неудобные темы. Все расскажу о своей семье, детях, докопаюсь и до ваших детей. Так вот, перед таким концертом бывает большой тур по России, где я обкатываю будущую московскую программу. Обычно это 12–15 городов.
Достаточно, чтобы понять, что такое российский fashion. Как бы ты определил манеру русских одеваться?
Четыре слова: лишь бы не выделиться. Но из ста человек обязательно отыщется один, кто идет наперекор правилу. Чаще всего это мужчины. В оранжевых штанах, в лайкровых кофтах, в синих очках. И потом, как правило, выясняется, что этот парень работает где-то в налоговой или отвечает за пожарную охрану. Конечно, нельзя требовать от людей стиля, когда для этого нет почвы. Дайте нам побольше времени, побольше людей, а не серой массы, а им — побольше денежек, и все наладится. Будем читать, образовываться, модные вещи покупать и сами их производить. Только не давите на нас так сильно со всех сторон.
Что ты будешь делать, если мода на Павла Волю схлынет?
А есть мода на Павла Волю? Когда я начинал, в зале было три человека, теперь их десять тысяч, но коэффициент моего удовольствия от этого не изменился. Я тот же сумасшедший, которому важно лишь одно — вывалить все свое безобразие из головы и посмотреть, что будет. И раз уж мы близимся к финалу, я бы хотел признаться в большой любви к моей супруге и моим детям и в большой любви ко всем, кто долгие годы терпит всю ту чушь, которую я лью со сцены. Спасибо первым за то, что вы поддерживаете меня всю мою жизнь, и всем остальным спасибо, что вы поддерживаете нас финансово.
