* — (признан иноагентом по решению Минюста)
Как тебе жилось в изгнании?
Годы были разной степени тяжести... Поначалу я вообще не понимал, что происходит и что делать. Чувствовал лишь, что меня окружает довольно крепкая стена. При этом причина ситуации была предельно ясна.
Ты был наказан для устрашения других потенциальных недовольных звезд?
Где-то да. Не многие последовали моим путем.
Какую-то мораль из этого периода остракизма ты вынес?
Я точно понял одну банальную вещь: ты являешься кузнецом своего счастья. Только ты сам можешь изменить ситуацию. Период пустоты и невостребованности закончился тем, что я создал себя заново и ушел в стендап, где очень клево себя ощущаю. И после полного отсутствия работы она на меня хлынула. Похоже, ее даже больше, чем раньше. У меня появились гастроли, концерты. Если взять айпэд и посмотреть график — на ближайшие месяцы все расписано. И когда пришло предложение вернуться на телевидение, оно не застало меня в разваленном состоянии на печи, я уже снова был в хорошей форме. Телик стал просто бонусом: приятно заниматься тем, что, как мне кажется, я умею делать.
На какой кнопке на тебя теперь можно наткнуться?
Это СТС, программа называется «Дело было вечером». Не сказать, что формат для меня неожиданный. Две команды игроков, ты удивишься, сидят на двух диванах и — внезапно! — играют в разные игры. А я — ни за что не догадаешься! — ведущий!
У тебя за плечами десятилетия практики в юморе. Переход в стендап должен был даться тебе легко...
Я прошел довольно тяжелый годичный период. Вначале была полная неуверенность. Видимая легкость стендапа (если смотреть на нее с моей колокольни артиста, скажем так, разговорного жанра) на деле оказалась обманчивой. Мне пришлось проходить курс молодого бойца, общаясь со старыми бойцами-стендаперами, которые часто были моложе меня лет на тридцать.
А ведь кто-то из юных комиков даже не застал в сознательном возрасте «Хороших шуток», не говоря уж «ОСП-студии».
На днях был на «прожарке» рэпера Гнойного. Там собрались разные герои рэпа и «Ютьюба». Параллельное поколение, о котором мы мало что знаем. Но они меня знают. Гнойный мне говорит: «Михаил, очень рад с вами познакомиться. Смотрел всегда „Хорошие шутки«». И это так клево! Ты понимаешь, что каким-то культурным пластом у них в жизни находишься.
Как хорошо, что молодая шпана решила не стирать некоторых из нас с лица земли! Чему ты у них учишься?
Они опытнее меня, это однозначно. Они не проходили какую-то мою школу, они сразу впитали законы стендапа. Я с удовольствием работаю с молодыми камеди-баддиз. Это такая технология, когда ты садишься с ними за стол и «разгоняешь» свою сырую шутку. Вначале я очень литературно формулировал свои вещи. Мои камеди-баддиз помогли мне сделать их жестче, четче. Показали, как отшлифовать шутки с точки зрения восприятия молодых. За счет этого у меня на выступлениях большое смешение публики: есть люди моего возраста, а есть и молодежь. Причем для моих ровесников я часто становлюсь первым стендапером, которого они видят в своей жизни. Я вообще самый старый стендапер России. Я неожиданно занял абсолютно свободную нишу.
Молодые комики свободно матерятся на сцене. Кажется, они просто не замечают, что говорят матом. У тебя тоже в выступлениях стала проскальзывать эта лексика. Ты себя пересилил?
Я к этому пришел постепенно. В стендапе мат часто используется как некий фермент. Когда ты понимаешь, что вот в этом месте надо зацепить аудиторию. Матерюсь я не очень много. Только в ситуациях, когда это необходимо. И, как ни крути, все-таки в мате есть определенный маркер свободы, бесцензурности.
Юмор может быть средством борьбы с режимом? Или все-таки это лишь говорильня, которая тешит единомышленников и злит противников?
Можно называть это говорильней. Несомненно, это слова. Но и слова могут многое сделать, мне кажется. Главное — чтобы не запрещали говорить.
Фото: Михаил Брудков
