- Источник:
- Getty Images
17 ноября 1993 года четырнадцать игроков сборной России по футболу поставили свои подписи под документом, впоследствии получившем название «письмо четырнадцати». Адресовано оно было советнику президента РФ по спорту Шамилю Тарпищеву.
Подписали: Юрий Никифоров, Сергей Юран, Игорь Шалимов, Игорь Добровольский, Игорь Колыванов, Виктор Онопко, Дмитрий Хлестов, Сергей Кирьяков, Андрей Канчельскис (по факсу из Манчестера), Александр Мостовой, Олег Саленко, Василий Кульков, Валерий Карпин, Андрей Иванов (последние двое, не вызванные в сборную спартаковцы, поставили подписи уже в Москве).
До…
В тот день российская сборная, уже наигравшая на путевку на ЧМ-1994 в США, провела финальный отборочный матч в Афинах и уступила грекам с минимальным счетом 0:1. Встреча могла бы закончиться вничью, засчитай арбитр из Габона в концовке мяч Шалимова.
По окончании игры между президентом Российского футбольного союза Вячеславом Колосковым и игроками состоялся жесткий разговор в раздевалке. Он, в частности, сказал, что «с такой игрой, с таким отношением к делу… в Америке делать нечего», что руководство РФС еще посмотрит, кого в Штаты брать, а кого — нет. Как потом вспоминал капитан команды Игорь Шалимов, фраза про Америку задела больше всего.
Также Колосков напомнил, что по спонсорскому договору с Reebok футболисты сборной должны играть в фирменных бутсах. Это зацепило игроков, и не оттого, что у многих легионеров имелись личные контракты с другими компаниями, а из-за подписи Садырина под договором и его реакцией на сообщение об этом факте игрокам.
Игорь Шалимов: «Мы стали спрашивать, почему о столь жестких условиях нас никто заранее не поставил в известность, хотя мы предупреждали об индивидуальных контрактах. Колосков сообщил, что контракт от имени сборной России подписали он сам, Симонян и Садырин. Павел Федорович при этом промолчал. Тогда-то мы и поняли, что главный тренер не с нами, а с руководством федерации. Это сейчас, став тренером, я осознаю, что способ, который мы избрали для ответа, был неправильным и игроки не должны ставить вопрос о смене тренера. А тогда нам казалось, что Садырин мог повлиять на всю ту массу организационных неурядиц, которая в то время была в сборной. И что это напрямую влияет на результат. Потому в письме и возник пункт о замене Садырина на Бышовца».
Юрий Семин: «Да, на Садырина со стороны игроков была обида, что он не встал на их сторону, промолчал во время выступления президента РФС. Но до этого, насколько помню, никакого негатива по отношению к работе тренеров у футболистов не было».
Катализатором также послужил обидный незасчитанный гол. В ответ Шалимов высказал накопившиеся претензии по организационной политике в сборной. И пошло-поехало.
Юрий Семин, главный тренер «Локомотива»: «Может, ничего бы и не произошло, если бы не было того непонятного разговора в раздевалке. Это еще раз доказывает: всем, что там происходит, должен управлять только главный тренер. Никто, кроме него, не имеет права проводить собрание по горячим следам. Игроки ведь сами переживали, что неудачно закончили тот матч, в котором сыграли, полагаю, вовсе не так плохо. Надо было дать людям отдохнуть после игры, поблагодарить их за успешный итог отборочного цикла, выставить на столы шампанское. А уже через неделю, когда все успокоятся, провести собрание, где все и обсудить».
Сергей Юран: «Колосков вошел, когда мы еще даже в душ не сходили, и, думаю, было неправильно начинать с ним спорить. В конце концов, он президент федерации и имел право говорить так жестко, как считал нужным. Мне кажется, ответ ребят был кем-то заранее спровоцирован».
Борис Игнатьев, тренер сборной: «Припоминаю свои ощущения: как тренер, я со стороны Колоскова какого-то нарочитого отсутствия дипломатии в тот момент не почувствовал».
Валерий Карпин: «Я считал, что с этим руководством сборной мы вряд ли можем чего-то добиться на чемпионате мира. В то же время, когда подписывал письмо, для меня было совсем не обязательно, чтобы на место Садырина пришел именно Бышовец».
После этого футболисты вернулись в отель «Хилтон», где поселили сборную, и собрались в одном из отведенных им номеров (вроде бы Шалимова и Мостового, но точно этого никто не помнил).
Борис Игнатьев: «Мы, тренеры сборной, стояли в холле, когда появилась информация, что все ребята собрались в номере и что-то горячо обсуждают. Откуда новость прошла, точно не помню, но обычно такие вести приносят врачи, массажисты. Думаем — надо пойти узнать, что там такое. Садырин говорит: „Чего ходить? Никуда мы не пойдем“. Знал бы он, что дело обстоит так серьезно, наверняка пошел бы, поскольку снобом никогда не был. Но Палыч (Семин. — MAXIM) все-таки отправился к игрокам. После его возвращения мы обсудили услышанное и решили, что ребята выпустят пар и успокоятся. Ни о каком письме тогда и речи не было. Мы даже представить себе такой поворот не могли. О письме узнали уже в Москве».
Юрий Семин: «Я пошел к игрокам поговорить по-дружески. Сделал это потому, что был неприятный момент в раздевалке, и я считал, что нужно выступить в роли парламентера. Задачу все-таки выполнили, так что делить-то? Речь шла об организационных моментах. Перелеты, экипировка, бутсы, стирка… Тренерской работы разговор не касался. Когда выходил, не мог даже представить, во что все выльется».
Игорь Шалимов: «Семин пришел, предложил спокойно все обсудить. Но у нас уже все кипело. Мы летели с шашками наголо и ничего не хотели слушать».
Отказались поставить подписи Александр Бородюк, Сергей Горлукович, Дмитрий Галямин, Дмитрий Харин, Станислав Черчесов, Дмитрий Попов, Дмитрий Радченко.
Дмитрий Галямин: «Организация сборов и перелетов была очень плохая, постоянно случались накладки, которые негативно влияли на обстановку в команде. И письмо я не стал подписывать только потому, что там ставился вопрос о замене Садырина, в остальном же был с ребятами согласен. Их требования были нормальными и справедливыми. Если бы нам сразу, до начала отборочного цикла, сказали: условия по деньгам и бутсам такие-то — вопросов бы не было. А получалось так, что условия нам меняли на ходу, когда уже обо всем существовали договоренности. Люди, которые успели поиграть на Западе, от такого отвыкли.
У Бышовца есть одна очень хорошая черта. Там, где он работает, всегда порядок. Он не терпит, чтобы какие-то мелочи мешали футболисту раскрыть свой талант. Беспорядка он наверняка не допустил бы. Садырин же, отличавшийся поразительным чутьем на игроков и интуицией, такого внимания организации дела не уделял. Не скрою, у нас с ним были трения, он, в отличие от Бышовца, и вызывал-то меня в сборную через раз. Но за три года мы с ним в ЦСКА прошли все — от первой лиги до чемпионства. Если бы судья не отменил чистый гол Сереги Фокина «Роме» в Риме, мы могли бы выйти в весеннюю стадию Кубка кубков. И никто в межсезонье 92-го не отправился бы за границу. В общем, после короткого размышления я посчитал для себя невозможным подписывать письмо с требованием об отставке Пал Федорыча».
…и после
Шамиль Тарпищев получил письмо на следующий день, 18 ноября. 7 декабря прошло расширенное заседание исполкома РФС с участием всех сторон конфликта. Исполком подтвердил: готовить сборную к чемпионату мира 1994 года должен Садырин. Обсуждение материального поощрения игроков отложили.
25 декабря состоялась пресс-конференция «бунтовщиков», участвовали Шалимов, Юран, Кирьяков, Добровольский, Мостовой, Кульков и Иванов, также присутствовали Шамиль Тарпищев, тренер сборной Борис Игнатьев, президент Олимпийского комитета России Виталий Смирнов, представитель РФС Александр Тукманов. Он подтвердил, что готовить команду к ЧМ будет действующий главный тренер, и признал справедливость претензий к финансовым и организационным вопросам.
Игнатьев встал с места в зале и сказал, что поддержал бы футболистов, не потребуй они отставки Садырина.
Свою подпись отозвал Олег Саленко. Позднее он заявил, что письмо было написано под диктовку Бышовца, который «в 1994 году снова захотел вернуть себе сборную». «Мы потом с Колосковым часто разговаривали на эту тему. Молодец Вячеслав Иванович, что отстоял Садырина!» — сказал Саленко. Однако отказался сказать, кто писал письмо под диктовку: «Я думаю, что не стоит об этом говорить. Умные люди знают, кто это был. Моя подпись означала согласие с первыми двумя пунктами, а затем я сказал, что против Павла Федоровича я не пойду, и первым отозвал свою подпись».
Затем пресс-конференцию созвал Вячеслав Колосков, где заявил: игроки не вправе назначать и снимать тренеров сборной. Потом на попятную пошли еще несколько подписантов.
Хотя после долгих и трудных переговоров в сборную вернулись восемь из четырнадцати подписантов, фарш, произведенный «письмом четырнадцати», было уже не прокрутить назад. Случившееся подкосило российскую сборную, той сборной больше не было. Шалимов, Добровольский, Канчельскис, Кирьяков, Колыванов, Кульков от участия в ЧМ отказались. Канчельскис, Кирьяков и Колыванов так никогда и не сыграли на чемпионате мира, лишились единственного шанса. Андрея Иванова, несмотря на отзыв подписи, в сборную больше не приглашали. В Штатах наша команда не сумела преодолеть групповой этап.
Вот как вспоминали о случившемся некоторые участники событий уже в 2012 году, в рамках проекта «История футбола».
Анатолий Бышовец: «Ясно, почему появилось это письмо. Во-первых, ту команду создавал именно я, и ребята хотели продолжать работать со мной. Во-вторых, не было отношений между игроками и тогдашними тренерами сборной — Павлом Садыриным, Борисом Игнатьевым. В моей карьере не было случаев, чтобы я не защитил игроков, предал их. Со мной интересы игроков всегда были соблюдены — по контрактам, по каким-то другим вопросам. С другими тренерами такого не было.
Потом пошли отказы от подписей. Отказались те, кто играл в ЦСКА, потому что главным тренером армейцев был тот же Садырин. Даже среди ближайших учеников и друзей Иисуса Христа был Иуда. Игроков пытались уговорить поехать на чемпионат мира, и для этого в ход шли любые средства. Я считаю, что такие игроки, как Шалимов, Добровольский, Кульков, Иванов, те, кто не отказался от подписей, — настоящие мужчины. Подписав это письмо, они показали, что речь шла не о деньгах, речь шла о принципах. С теми, кто впоследствии поменял свое решение, у меня сейчас нормальные отношения. Я жалею совсем о другом: это письмо могло оказать огромнейшее влияние на развитие всего нашего футбола. Изменилось бы отношение к футболистам. Но этого не произошло».
Валерий Карпин: «Во времена, когда Колосков руководил РФС, были моменты, по которым наши взгляды расходились. Например, выплата денег. Игрокам сборной России либо заплатили меньше, либо вообще не заплатили. Или выдача формы. На сборах нам выдавали по одной футболке, а тренировок в день было две. Причем эти футболки мы же сами и стирали. Как они могли высохнуть до вечера? В каждой мелочи были такие ситуации. А потом Колосков говорил, что приехали рвачи, которые требуют себе лишние носки. Хотя на самом деле тебя заставляют тренироваться в мокрой футболке и ты требуешь еще одну. И тебе говорят, что ты думаешь только о деньгах. Да там денег никто и не просил… Я еще играл в «Спартаке», и там выдавали все, что нужно. В сборной-то тогда вообще никаких проблем не должно было быть.
Письмо я подписал потому, что хотел смены тренера. У меня лично были претензии к Садырину. Я был не согласен с некоторыми моментами, вот и все. C какими? Не важно. И я не считаю, что допустил ошибку. Поэтому я и отказался играть за сборную тогда. Так же, как отказался и в 1997-м. Потому что считал, что по отношению ко мне поступали несправедливо".
Александр Мостовой: «Письмо четырнадцати» появилось не просто так. В 1992 году атмосфера уже была напряженная, конфликт начинал искрить. Многие ребята из нашей сборной играли в Европе и понимали, что футболист должен только играть. Стирать и гладить форму, мыть бутсы и готовить еду должны другие люди. Сейчас это кажется очевидным, а тогда все футболисты сами занимались бытовыми вещами.
РФС подписал соглашение с Reebok, но на финансовом положении игроков это никак не отразилось. Премиальные были просто смешными — две тысячи долларов. Мы просили повышения до трех тысяч. И нас за это обозвали зажравшимися рвачами. Было еще такое замечательное слово — «легионер». Я тогда уехал в Португалию, в «Бенфику», и в прессе таких, как я, называли легионерами. К нам относились как-то пренебрежительно, предлагали вообще не приезжать на родину.
Подготовлено по материалам: , , , .
