Что тебе говорят на улице, когда узнают?
Когда-то говорили: «Ты же Дукалис!» Сейчас просто говорят приятные слова за последние работы. За «Шторм» — многие его посмотрели. Это и для меня, наверное, самая интересная работа на сегодняшний момент. Ну и, конечно, за «Домашний арест» — такой отчерк в моей истории.
Мне кажется, «Арест» сильно поднял твою узнаваемость.
Да уж! Я помню, у меня были какие-то досъемки в Киеве, а там все сериалы лежат в широком свободном доступе. И у меня просто был шок. Я звонил Семену Слепакову и Пете Буслову и говорил: «Такое ощущение, что он прошел в прайм-тайм по всем каналам одновременно!» Просто движение останавливалось, когда я выходил на улицу. Самое смешное, что когда я прочитал сценарий, то сказал Семену, мол, все это очень здорово и смешно, но, наверное, я откажусь. Мне показалось, что это опять все тот же мой образ среднестатистического российского засранца, какой-то Шариков, которого не за что любить. И надо отдать должное Семену, который уговорил меня встретиться и придумал для меня оправдание герою — почему он такой, за что его можно полюбить.
И за что же ты полюбил Самсона?
Пусть у него три класса образования и он ведет себя как подросток, но он безумно любит свою жену, вся его жизнь строится вокруг нее. Он вообще хороший, просто не знает, как это проявить.
Что у тебя изменилось после «Домашнего ареста»?
Теперь я могу выбирать проекты, да и предложения стали интереснее. Как и любому актеру, мне не хочется работать в одном амплуа. Я довольно долго был его заложником. Такой простак, обычный русский мужик. Это началось с сериала «Участок» сто лет назад.
Чем ты сам отличаешься от этого простака, который матерится, любит компании, застолье, выпить, рыбалку-охоту?
Давай посмотрим. Компании… Сейчас это уже сложно. Либо в кругу очень близких людей, максимум человек шесть, а желательно вчетвером. Охота — это не мое, никогда не ездил. На рыбалку я, наверное, в жизни пять-семь раз выезжал. Со спиртным отношения дружеские и строгие. Было время, когда на всех торжествах за всю еду отвечал я: шурпа, шашлыки, пловы. Но вот уже два года я мясо не ем. Как-то постепенно отвалилось — вначале свинина, потом баранина, даже птица. То есть я могу съесть, это не принцип. Если захочется, снова начну, просто не хочется. Бывают такие периоды в жизни. Было, например, так, что я ничего спиртного не пил, кроме водки. Потом был клубный период, когда лишь виски, и все. Сейчас я очень редко пью крепкое спиртное. Только вино.
Материшься?
Да! Мат, он очень энергетически емкий, одно слово может заменить десять. Раз — и человек тебя сразу понял. На репетициях и на съемках это очень помогает. Но, конечно, всему свое место. Мы говорили тут с младшим сыном… У него сейчас такой период, когда он открыл для себя все это: жопа, писька, какашка. Я ему говорю: «Степа, все знают эти слова. Вопрос в том, где ими пользоваться. Ты слышишь, чтобы мама с папой так говорили? Нет. Они знают эти слова? Да. Хочешь с другом в песочнице посмеяться — ну скажите это друг дружке».
А как ты относишься, с одной стороны, к запрету мата в СМИ, а с другой — к небывалому его расцвету в кино и народном творчестве?
Мне кажется, эти вещи связаны. Цензура, которая сейчас наступает, заставляет людей использовать остающееся свободное пространство по полной. Просто чтобы почувствовать, что хоть какая-то свобода еще есть. Ведь на всех каналах жесткая цензура общая, плюс связанная со своими форматом и аудиторией. Не говоря уже о том, что курить героям нельзя, пить алкоголь нельзя, ругнуться нельзя. Это полный абсурд. В итоге все сюжеты и герои картонные. А на новых стриминговых платформах пока свободнее, и народ этим пользуется.
Ладно, поговорим о твоем темном прошлом. Ты родился в Златоусте и собирался стать металлургом. У тебя были железные игрушки?
Чугунные медвежата? Нет, все было вполне благополучно и интеллигентно. Мама и папа были металлургами: мама преподавала, отец был замдиректора завода. Я с детства бывал в цехах, видел, как плавится сталь, и, само собой, собирался идти в этом направлении. Подумывал о театральном тоже, но мы поехали с одноклассниками в Москву поступать в МИСиС — Институт стали и сплавов. Я подал документы и туда и туда, в итоге в МИСиС недобрал, а в театральный попал. И надо отдать должное родителям: они не стали спорить. Они могли бы сказать: «Ты с ума сошел! Какой театральный?» Девяностый год, в стране неразбериха, инфляция… Я очень благодарен родителям в этом смысле. Ты можешь что-то подсказать ребенку, но выбирать жизнь за него ты не должен.
Как ты относишься к тому, что актеров часто просят дать комментарий по вопросам политики, науки, спорта и светской жизни?
Если ты лицо публичное, нужно намного тщательнее подбирать слова, прежде чем что-то ляпнуть. А мы, актеры, часто бываем на эмоциях — и понеслось… После «Домашнего ареста» нам стали поступать такие предложения. Войти в политические партии, баллотироваться в мэры… На полном серьезе! У меня и у Пашки Деревянко хватает ума относиться к этому с юмором. Это я к тому, что актерам надо быть осторожнее. Когда мне звонят — прокомментируйте пенсии, прокомментируйте Сирию или чей-нибудь развод, — ноу коммент. У меня может быть мнение по этим вопросам, но я его буду высказывать в личном пространстве, а не в публичном. Соцсети я тоже считаю личным пространством, и там я могу высказать или перепостить что-то для меня важное.
Давай представим, что это интервью тоже личное пространство. Как ты относишься к тому, что происходит в стране?
Я стараюсь дистанцироваться, но это невозможно. И, честно говоря, от того, что происходит в стране, становится жутковато. Причем переживаешь больше даже за детей. В какой стране они будут жить? Пытаешься, конечно, быть оптимистом: ничто не вечно… Но происходящее вокруг нездорово. Это все нездорово! И с каждым днем все хуже. Спектакль «Чиполлино» запретили. Да что происходит-то?! Со всех сторон сгущается этот псевдопатриотизм, люди становятся неадекватными, и если ты не с ними, то тебя затопчут. Когда я летом выложил пост за Устинова, меня чуть не линчевали, такого количества комментариев у меня никогда не было. Я просто отключил их. Хотя это было странно, я свою аудиторию знаю. Поневоле задумаешься, что за всеми заметными персонами в соцсетях присматривают.
Ты бы мог уехать?
Я люблю путешествовать. Было так, что и по работе долго жил за границей — в Таиланде, на Кубе, в Греции. В Таиланде мы, например, снимали год. Через два-три месяца ты заземляешься и ощущаешь себя местным. Есть страны, где мне очень комфортно: Италия, Латвия, Сингапур. Я, конечно, примеряю это на себя. Но что бы я там делал?
Многие наши актеры живут в какой-нибудь Америке, а работают здесь.
Наверное, я мог бы уехать. Но как в том анекдоте: это наша родина, сынок. Здесь твои друзья, родные, люди, которых ты понимаешь и говоришь с ними на одном языке.
А про Голливуд ты не думал?
У меня есть слабое место: это языки. Английский мне не дается. Причем за границей мне вполне удается общаться с помощью выразительный мимики и примитивного набора слов. И меня понимают.
А уж если выпить!
А уж если выпить, так вообще! Моя любимая группа Fun Lovin` Criminals как-то приезжала в Москву, и я хотел с ними познакомиться. Проник в бар, где они сидели после концерта, подсел к лидеру Хью Моргану, выпили, познакомились, отлично провели вечер. Потом мне говорят: вы три часа болтали, не могли вас оттащить друг от друга! Я — ван-ту-фри-кока-кола, а он вообще не бельмеса по-русски. Но я помню, мы разговаривали — про Россию, про детей… Все темы перебрали! В общем, Голливуд — нет. Я сопьюсь.
Ну и традиционный вопрос. Где тебя можно лицезреть в ближайшее время?
Недавно вышел сериал «Эпидемия». Кто не смотрел, всех приглашаю. Таких сериалов у нас еще не было — такого масштаба и качества. Это и драма, и экшен. Есть еще проект, легкий и веселый, — «Вражда семей». Это про двух друзей, которые всю жизнь все делали вместе, и вдруг у дочки одного из них начинаются отношения со вторым другом. Про то, что только снимается, я говорить не буду. Когда закончим — расскажу.
