Родитель года: почему вставать на сторону ребенка нужно не всегда

Это нечто необъяснимое, гормонально-биологическое:  писк детеныша — и мать-медведица с папой-дельфином мчатся терзать-убивать. Сердце при этом в животе, в груди — кол, из глаз капает что-то горячее и красное.

Когда детей мало, такая безмятежность практически исключена. Мы хотим прикрывать своим телом ребенка в любой ситуации — болезненной, сложной, конфликтной. Мы большие, мы умные, мы опытные, нам это легко, а он маленький, наив­ный, пушистый и пахнет молоком с гренками.

Разумеется, прекрасная наука психология, меньше всего заинтересованная в том, чтобы терять клиентов, как всегда, тут же выкатила нам шкафчик с объяснениями правильности того, чего мы и так хотим.

Ребенка, согласно большинству ныне востребованных школ, нужно любить безусловной любовью. Какую бы адскую дрянь он ни вытворял, он должен быть уверен, что папа с мамой не станут из-за этого хуже к нему относиться, потому что они его любят просто так, за то, что он есть, вне зависимости от его поступков. Их любовь — данность и константа вроде постоянной Планка.

При всей небесспорности этого принципа нас больше всего интересует второй, непосредственно из первого вытекающий.

Звучит этот принцип так: при любом конфликте ребенка с внешним миром, особенно с другими взрослыми, ты всегда должен быть на стороне ребенка. Никто не смеет твоего ребенка стыдить, одергивать, как-то иначе корректировать его поведение. Да даже просто вступать с ним в разговор! Все воздействия — только через его адвоката, то есть родителя, в противном случае это вторжение в пространство безопасности ребенка и покушение на родительские права.

И — важный момент — в сам момент конфликта родитель всегда опять-таки должен быть на стороне ребенка. Даже если ребенок вел себя категорически неправильно, все разборы полетов — дома, за закрытыми дверями, а в лицо Марье Ивановне нужно сказать, что Петенька вовсе не тупой и злобный, а молодец и во всем прав и что еще неясно, кто кидал камнями в кису, Лизу и «мерседес» директора школы. Впрочем, что мы все на отвлеченные темы, давай с живыми примерами.

Шумная история

Есть такой старый советский фильм «Шумный день», снятый по пьесе Виктора Розова в 1957 году.

В фильме есть знаменательная сцена. В коммунальной квартире семья завтракает у себя в комнате, и тут к ним заглядывает неприятный тип — временный сосед по квартире. Этот сосед вместе с сыном-подрост­ком получает приглашение присоединиться к завтраку, но за столом принимается весьма активно моветонничать — болтать злую пошлятину, высказывать свои пятикопеечные взгляды на жизнь и так далее.

Семья молча и вежливо терпит. Когда сосед начинает хамить своему сыну, который уже готов провалиться сквозь землю, мать пытается перевести разговор и спрашивает у собственного сына-подростка про какие-то его мелкие проблемы в школе. Ну, чтобы пришедший парнишка не чувствовал себя совсем уж одиноко сожранным. Малоумный сосед тут же радостно вцепляется во второго мальчишку — и получает взрыв, скандал и жесткий отпор, великолепно исполненные юным Олегом Табаковым. И это очень расстраивает маму, которая укориз­ненно качает головой.

Реакция современного зрителя на эту сцену очень и очень показательна.

А теперь подумаем: чего именно хотела от сына мама старой закалки?

Взрослый человек отличается от ребенка тем, что умеет контролировать свои эмоции. Эмоции — прекрасная вещь, когда они не управляют нами, в противном случае это становится проблемой.

Нервозность, чувствительность, обидчивость, даже легкое впадание в ярость — это в целом признаки слабости.

Мы можем счесть, что в современном обществе любой человек, даже мужчина, может быть самим собой без жесткой дрессировки. И это совершенно верно, если речь идет о тиктокере в помаде и пирсинге. Но вряд ли мы страшно обрадуемся, увидев пылкого, нервного и трепетного хирурга или полицейского. Жить с селезенкой наружу или с простреленной ногой после проверки документов бывает неудобно.

Да и в менее драматических ситуациях умение держать себя в руках еще никому не мешало. И герой Табакова в «Шумном дне» доказывает это нам дальше чуть не в каждой сцене: хороший, благородный, но импульсивный парень ухитряется перессорить семью да еще и раскрошить всю меблировку дедовой саблей. Да, его гнев справедлив. Но справедливый гнев, вымещаемый на шифоньерах и тумбочках, смешон и жалок.

К концу фильма мы начинаем подозревать, что сосед, не исключено, был приглашен к чаю неспроста. Очень может быть, что мама натаскивала своего сыночка, используя подвернувшегося под руку хама как великолепный тренажер для прокачки сдержанности.

Это явление вообще было очень распространенной педагогической практикой прошлого. Суровые школьные правила самых аристократических учебных заведений мира успешно вбивали в учеников не только знание латыни и древнегреческого, но и способность противостоять учительской несправедливости, агрессии сильного, публичному осуждению.

Лорд Черчилль, великий премь­ер-­­­­­министр Англии, как-то высказался, что есть нечто странное в том, что в закрытых привилегированных школах с детьми обращаются как с преступниками, держа их в строгости, голоде и холоде, в то время как в бесплатных школах еда куда сытнее, классы теплее, порядки свободнее, а учителя на порядок дружелюбнее. Но зато из закрытых школ выходят люди, хорошо умеющие владеть собой.

И современные родители, делая все, чтобы оградить ребенка от любых мало-мальских конфликтов со сверстниками, от учительской авторитарности или от грубости соседей, нередко лишают его весьма важных социальных навыков — противостояния среде и взаимодействия с нею. А потом годами оплачивают услуги психотерапевта, помогающего молодому человеку справиться с шоком от столкновения с реальностью, в которой начальник паспортного стола почему-то не дарит ему шоколадку за то, что он героически сумел не расплакаться в его кабинете.

Умение сопротивляться давлению и сдерживать эмоции, не изменяя своему мнению, — это одна из сторон способности к борьбе в принципе.

Опыт противостояния с хулиганами, возражения несправедливому обвинению, одиночества в толпе — это важно. Тот момент, когда ты, сумев переступить через свой страх и неуверенность, выбрал правильный, с твоей точки зрения, путь. Когда впервые оказываешься в подобной ситуации в зрелом возрасте — это может быть фатально и для психики, и для судьбы, а иногда даже для истории. Да, конечно, в мире полно неуверен­ных в себе, слабовольных и потерянных взрослых, мы достаточно видели таких в последнее драматическое время. Но хорошо бы, чтобы среди людей было больше тех, кто все-таки умеет сказать «нет» в решительный момент.

Хризантемы Миссис Дюбоз

Еще один интересный сюжет — это реакция в социальных сетях на фрагмент из книги «Убить пере­смешника» Харпер Ли.

Для тех, кто забыл, — краткий пересказ. В городке Южных Штатов в тридцатых годах двадцатого века судят чернокожего, несправедливо обвиненного в изнасиловании белой девушки. Городок маленький, все тут родственники и друзья с общей историей на много поколений, осколки аристократии старого Юга. По закону обвиняемому, Тому, нужен адвокат, и власти города просят взять это дело Аттикуса Финча — умного, вежливого и безупречно порядочного джентльмена, которого любит весь город.

Аттикус — вдовец с двумя детьми. Аттикус разумен, он знает, чем все закончится. Аттикус — рацио­налист до мозга костей. Когда бешеная собака несется по улице и ее требуется уложить одним выстрелом, чтобы она не успела никого покусать, суровый мужик-шериф отдает винтовку мягкому и даже как бы робкому Аттикусу, потому что тот, оказывается, лучший стрелок в городе.

Аттикус не рвется быть адвокатом Тома, но полагает, что это его долг. И он объясняет своим детям — девочке Скаут и мальчику Джиму, что для них наступают сложные времена. Сейчас его будет оскорблять и ненавидеть весь город, а это неизбежно затронет и детей.

И Аттикусу будет очень, очень грустно, если он увидит, что в такой ситуации его дети поведут себя недостойно. Особенно он беспокоится за страстную, искреннюю, импульсивную семилетнюю Скаут, которая и так уже бунтует из-за несправедливой и глуповатой учительницы.

«Скоро лето, и тогда тебе придется терпеть вещи похуже и все-таки не терять самообладания… Я знаю, несправедливо, что вам обоим так достается, но иногда надо собрать все свое мужество, и от того, как мы ведем себя в трудный час, зависит… словом, одно тебе скажу: когда вы с Джимом станете взрослыми, может быть, вы вспомните обо всем этом по-хорошему и поймете, что я вас не предал. Это дело, дело Тома Робинсона, взывает к нашей совести… Если я не постараюсь помочь этому человеку, Скаут, я не смогу больше ходить в церковь и молиться».

Но срывается не Скаут, а двенадцатилетний Джим. Когда старая миссис Дюбоз кричит со своей веранды оскорбительные гадости про его отца, «защитника черномазых», мальчик пробирается к ней в сад и превращает в месиво цветы мерзкой старухи.

За это Джим наказан Аттикусом. Он должен каждый день ходить к миссис Дюбоз и читать ей. Старуха лежит в кровати, будильник тикает, Джим читает, старуха оскорбляет его и его отца, пока не впадает в исступление и бред. И так день за днем.

А потом миссис Дюбоз умирает. Выясняется, что у нее был рак в последней стадии, о чем знал Аттикус, как ее адвокат, и ее последним желанием было отказаться от морфия перед смертью — умереть с ясной душой и чистым сознанием. И каждый день будильник, сообщавший о конце чтения, звонил позже на несколько минут, оттягивая время укола… Так миссис Дюбоз исполнила свое желание.

Аттикус поступил рационально: Джим помогал женщине отвлечься от боли, давая выход ее ярости и отчаянию, а женщина помогала Джиму учиться держать удар. Потому что дальше, конечно, было хуже: семья Аттикуса сама чуть не попала под линчевание, когда он помешал толпе вздернуть Тома без суда.

Но дети сумели не возненавидеть своих соседей, они не теряли достоинства, не сходили с ума, даже когда их отцу буквально плевали в лицо. В конце концов уважение к семье в городе только возросло, ведь люди в глубине души всегда знают, кто ведет себя порядочно и на кого можно положиться.

Современные родители считают Аттикуса больным садистом.

Как мы видим, менталитет многих русских людей двадцать первого века весьма отличается от менталитета американских южан прошлого столетия. Там-то Аттикус сразу после выхода книги и особенно фильма вышел в нравственные идеалы (еще бы, сам Грегори Пек играл!). Конечно, тут соблазнительно было бы развернуть длинную простыню спекуляций геополитического и ант­ропологического характера, но мы воздержимся.

Просто подумаем, чего хочет Аттикус. Например, он хочет, чтобы его сын не вырос человеком, который способен в праведной ярости громить палисаднички больных старушек. Но еще больше он хочет, чтобы его дети не выросли несчастными, озлобленными существами, ненавидящими людей. Ведь ненавидеть людей, это сборище отвратительных, трусливых, подлых и жестоких эгоистов-идиотов, — очень легко. Но, во-первых, жить в таком мире ужасно, а во-вторых, слишком велик будет соблазн прощать и свои подлости и глупости — чего стесняться, раз все такие.

Поэтому, полагает Аттикус, существуют закон и уважение. Закон обеспечивает справедливость, а если он ее не обеспечивает, то такой закон нужно менять. А уважение к людям придает этому закону смысл.

Потому что у каждого есть своя правда. Иногда маленькая, жалкая и грязная, но правда. Когда люди кричат и совершают какие-то дикие мерзости, это значит, что им плохо, потому что счастливые люди не заходятся в истерике, не кидаются экскрементами и не нападают с ножами на детей.

А помогает тебе выжить во всей этой красотище твое достоинство. Твоя броня — умение держать себя в руках.

В книге девочка, Скаут, понимает это в восемь лет. Хотя она хочет рыдать и бить кулаками всех взрослых гадов, но она вылезает из любимого комбинезона, надевает ненавистное розовое платьице и идет с вежливой улыбкой помогать тете Александ­ре угощать булочками и чаем компанию старых мерзких жаб — городских сплетниц. Это плать­ице — броня Скаут, потому что Скаут — настоящий воин, который не выдаст себя под пытками, а любезно предложит миссис Смит еще варенья.

И нет, это не про смирение и не про непротивление злу насилием. Только у Аттикуса хватило духа встать на защиту несчастного Тома, остальные оказались слабы в поджилках. А когда приходит время застрелить бешеного пса, несущего страшную угрозу всему городу, бравый, мужественный шериф инстинктивно отдает винтовку в руки Аттикуса.

Так что, когда мы распространяем белоснежные крылья защиты над маленькими головенками своих самых любимых существ на свете, мы совершенно правы. Но если при этом мы не можем обеспечить этим головенкам на все их будущее столь же безупречно непорочный мир, то, похоже, совершаем ошибку.

И что делать?

Возможно, перейти от позиции «Мой ребенок всегда прав, никто не смеет его осуждать» к «Мой ребенок должен понимать, в каком мире он живет, и учиться совершать правильные поступки».

Говорить не «Твоя учительница просто дура, и завтра я иду к директору», а «Взрослые тоже ошибаются. Но Лилия Крокодиловна честно пытается научить вас арифметике и тому, как нарисовать домик. Давай отнесемся к ее стараниям с уважением и не будем требовать, чтобы она делала только то, что нам нравится, и говорила только то, что мы хотим услышать».

«Да, мне жаль, что Катя и Маша назвали твои кроссовки полным отстоем. Но мы что, действительно сейчас кинемся покупать тебе новые только потому, что Катя и Маша нам это велели? Или мы пожмем плечами и будем дальше назло Кате и Маше носить эти оранжевые с чебурашками, потому что они нравятся тебе самому?»

«Ну, бабушка у нас, конечно, дама с характером, но давай простим ее. Она уже старенькая, и у нее свои взгляды на природу вещей».

«Водитель высадил тебя, потому что у тебя не прошла оплата на проезд? Что ж, я рад, что ты сообразил зайти в кафе, чтобы зарядить там телефон, и позвонил мне. Будем считать, что ты получил неплохой урок самостоятельности и запомнил, что не надо полностью разряжать аккумулятор играми, когда ты не дома».

«Да, ты не виноват в том, что делает твоя страна. И твои родители тоже. Это устроили совсем другие взрослые. Но учти, что тем, кто тебя сейчас обижает, может быть слишком страшно или обидно. Это они проявляют слабость, а если ты будешь отвечать в их стиле, слабым будешь и ты. Скажи: „Мне жаль, что так случилось, но я могу это изменить не больше, чем вы сами“. Чем достойнее ты будешь сейчас себя вести, тем больше тебя будут потом уважать».

Эти фразы взяты не с потолка. Именно эти фразы неплохо бы разрулили несколько реальных громких сетевых скандалов последних месяцев.

И, главное, не надо думать, что мы предаем ребенка, не вставая немедленно на его сторону в любой сложной ситуации. Дети тоже не совсем идиоты. Если ребенок видит, что родители встают на его сторону, когда он неправ, он учится не любви, а тому, что несправедливость оправданна, если мы защищаем свои интересы. И это не добавляет ему ни уважения к нам, ни доверия к миру.