Мало какой из видов животного мира так озабочен процессом размножения, как мы. Оно и понятно. Во-первых, мы вообще всегда чем-то озабочены. Во-вторых, мы единственные, кто может заниматься брачными играми круглый год, независимо от овуляции у самок, в самых неправдоподобных позах, во время голода, чумы, атомной войны и финала Лиги чемпионов при включенном телевизоре.
Что-то похожее еще практикуют шимпанзе бонобо, но у них при этом откровенная и логичная полигамия. А мы еще пытаемся быть моногамными, и совершенно непонятно, откуда у такого сексуально активного вида возникла столь странная идея.
Чтобы разобраться в том, откуда вообще появляется моногамия, довольно редкая в природе и вроде бы невыгодная с точки зрения выживания, группа биологов из Оксфорда во главе со Стюартом Уигби недавно нашла занятие мушкам-дрозофилам.
В норме самки этих мух спариваются два-три раза в жизни, потому что в сперме самцов есть некий протеин SP, который переключает поведение самки на откладывание яиц и выращивание потомства. Коварные ученые отключили у самок гены, отвечающие за считывание этого белка, и у тех начался сплошной happy hour: они, на радость наблюдателям, принялись спариваться безостановочно со всеми подряд. Предполагалось, что между самцами ослабнет конкуренция, а генетическое разнообразие потомства увеличится. Так и случилось.
Но была и неожиданность. Оказалось, что самые активные самцы стали склоняться к моногамии. И больше всего потомства оставлял именно тот самец, который спаривался с одной и той же самкой много раз. Судя по всему, чем больше самки склоняются к промискуитету, тем ниже шансы каждого отдельного самца оставить потомство. И моногамия становится для него неплохой стратегией. Хотя и скучноватой, как почти все эффективные стратегии.