Ты отлично выглядишь для человека, который готовится отметить шестидесятилетие. Обрадуй читателей MAXIM секретом. Ведь дело в том, что ты пьешь, куришь и совсем не занимаешься спортом?
Ну, в принципе, так оно и есть. Мне кажется, что чрезмерная забота об организме ему вредит. И главное — мы выглядим так, как этого заслуживаем. Вот я — король вялого фитнеса. То есть я прихожу в спортзал, надеваю халат, ложусь и думаю: а нужно мне все это? И часто организм мне говорит, что сегодня нагрузки не нужны. Ну и я могу пару часов тогда просто полежать и подумать о жизни. Второе: все самое интересное в жизни — вредно. Алкоголизм — это ужасно, но есть неоалкоголизм.
Это как?
А это я сам придумал. Это когда ты время от времени наливаешь себе хорошего напитка и под сигарку его выпиваешь, чтобы снять стресс.
А какой напиток?
Виски люблю.
Односолодовый?
Вот, ты уже на правильном пути! Кроме того, это же дезинфекция. Если я прилетаю куда-то на гастроли, а там японская кухня, сырая рыба и вот это все, надо же как-то обезопасить себя.
То есть формула «секс, наркотики и рок-н-ролл» — это не про тебя.
Ну я же дитя эпохи застоя! Какие там наркотики, я тебя умоляю. На Хитровке, где я вырос, все больше стояли в очереди в винный магазин. А что касается секса, то у меня есть любимая оборонная фраза от моего приятеля Зеленогорского: «Девушки, за которыми я когда-то ухаживал, потихоньку начали умирать».
Ну а если взять «Браво» — где бился сексуальный пульс этой общаги? Кто был главным двигателем?
Ты будешь смеяться, но во всех моих группах главными двигателями были администраторы. Администратору тоже хотелось жить красиво. Пока мы проводили саундчек, он шел в дом моделей и говорил: «Красавицы, тут стиляги из Москвы приехали. Не хотите ли пообщаться с истеблишментом?» Ну а дальше — играй гормон.
Давай немного о политике. Вот ты как-то в интервью «Дождю» высказался в поддержку присоединения Крыма…
Да не было такого! Рассказываю. Меня позвала в эфир давняя подруга Наташа Синдеева. Ну, я человек опытный, поэтому был готов ко всему. И Юля Таратута (признана иноагентом по решению Минюста), которая вела эфир, конечно же стала сразу ковырять в этом направлении. Я говорю: «Знаете, давайте лучше на другие темы побеседуем». Ну, мы про Олимпиаду поговорили, про то про се... И вдруг в самом конце она спрашивает: «Валер, ну а вот то, что Крым присоединили без жертв, — это хорошо?» Я говорю: «Ну конечно хорошо!» И вот этот маленький кусочек разнесли по всем изданиям: Сюткин считает, что присоединение Крыма к России – это хорошо! Как сказал Жванецкий, в жизни всегда есть место для подвига, главное — оказаться подальше от этого места. У меня позиция абсолютно стиляжная: я играю рок-н-ролл. Я стараюсь быть вне политики. Если я встречаюсь с Андрюшей Макаревичем, мы о политике просто не говорим. В этом есть определенная мудрость. А мудрость — это когда знаешь, на что не обращать внимание.
Но тебя же, наверное, внесли за эту фразу в базу «Миротворца»?
Не знаю, я все равно не посещаю Украину. Просто считаю, что не время сейчас. Это огромный сегмент рынка, нас по-прежнему зовут, но я просто моделирую ситуацию. Вот я приеду на частное мероприятие, допустим, в Киев. Там сто человек. Девяносто из них относятся ко мне хорошо. Но найдется один идиот, который сделает со мной селфи, а потом выложит это с какой-нибудь подписью — и опять получится, что я работаю на разъединение. А я этого не хочу.
Если сравнить со старыми временами, у вас стало меньше концертов?
Меньше, конечно. Как и у всех. Я, кстати, когда начинал, количество концертов было строго ограничено законодательно — семнадцать в месяц. И ставка была 7,5 рубля с концерта. А заработать, конечно, хотелось больше. Поэтому все занимались тем, что грубо называется «халтурой». А помимо этого еще была цензура. Мы с огромным количеством моих коллег по цеху познакомились в Олимпийской деревне в 1984 году. Все группы, работавшие в жанре ВИА (понятия «рок-группа» тогда не существовало), должны были представить песни «День без выстрела на Земле» и «Если бы парни всей Земли», а также клавир, чтобы доказать, что умеют писать ноты. И тогда вас вызывали на ковер. А там сидела комиссия из Министерства культуры, которая говорила: мол, вы, молодой человек, сегодня играете недостаточно высокохудожественно. Короче, задача была допустить к выступлениям из тридцати ансамблей — пять. И они с задачей справлялись. Нет, в девяностые концертов очень много было. Мы с «Браво» играли двести в год. С тех пор я не люблю слово «тур». Зато я научился спать стоя.
Иван Ургант недавно пошутил, что можно представить себе Олимпиаду без выступления наших спортсменов, но нельзя — без выступления Валерия Сюткина. А ты ведь и правда ездишь на каждую Олимпиаду…
Открою тебе секрет: пробовали других. Не пошло. Меня туда приглашает мой друг Михаил Куснирович, глава Bosco, и читателю будет приятно узнать, что ни копейки государственных денег на мои поездки не потрачено. Ну там помимо меня еще Кортнев, Макаревич, «Уматурман»... Мы играем для спортсменов только после их выступлений. Либо чествуем, либо утешаем. Ну, то есть такая психологическая тема на самом деле. Каждый раз нужно очень четко уловить настроение и следить за результатами. Это довольно интересно. Вот борцы завоевали золото и просят сыграть лезгинку. Многие музыканты, наверное, возмутились бы, а мы играем. Кстати, Ургант играл с нами на Олимпиаде в Пекине на гитаре — и играл небезнадежно!
Говорят, что Фаина Раневская ненавидела фразу «Муля, не нервируй меня». У тебя есть хит, который тебя, образно говоря, достал?
Я понимаю Женю Хавтана, который ненавидит песню «Вася». Она, кстати, была сделана на первой репетиции. Первоначально там был не Вася, а Эдик, но наш басист Сережа Лапин сказал, что за Эдика нам наваляют в Кемерове. Ну, «Эдик» рифмуется так... Решили, что будет Вася. Я к тому, что этот «Вася» кормит меня уже долгие годы. Как и «Оранжевый галстук», «Семь тысяч над землей» и другие. Кстати, ты удивишься, но самая перепеваемая моя песня — «Я то, что надо». Леня Ярмольник, когда продюсировал фильм «Стиляги», позвонил и спросил: «Можно я возьму песню? Но только денег нет...» Ну, продюсеры всегда так говорят. Я: «Ну бери, разбогатеешь — отдашь». И он отдал! После фильма возрос интерес к стилягам, мы стали в разы более востребованы.
Тебе тяжело было в «Браво» после Агузаровой?
Ну, я был уже после Осина, но... Первые концерты мы играли в полупустых залах. Я до сих пор помню выступление в городе Сумы, где было три алкоголика, которые перелезли через забор, и какие-то пионэры. Но ничего, выходишь, работаешь, а потом идет молва, что эти ребята классно играют. И ты уже приезжаешь в полный зал.
А бывало так, что хотелось прервать концерт и уйти из-за неадекватности публики?
В девяностые всякое бывало. Постреливали во время выступлений. Как-то приехали в Казань. После выступления в гримерку заходят люди и говорят: «А чего, музыки не будет больше?» — поправляя так револьверы под пиджаком. Мы говорим: за сколько заплатили, столько и сыграли.
Приходилось отказываться от концертов по каким-то причинам?
Да. Главная причина — отсутствие предоплаты. В 1993 году в Киеве было весело. Аншлаг, мы приезжаем, а местные устроители: «Ой, ребята, банк закрылся, мы вам завтра утром деньги отдадим». И Женя Фридлянд, наш продюсер, говорит: «Стоп, пока денег не будет, мы не выступаем». Час была задержка, но деньги привезли в итоге. Ну еще попадали на печальные события, когда у нас в восьмидесятые вожди умирали. Приезжаешь на концерт, а тут траур, все отменено. Вот тогда и начинается неоалкоголизм.
Тебе ведь надо было одеваться как истинному стиляге. Пользовался услугами фарцовщиков?
В «Браво» мы одевались только на блошиных рынках. Там можно было найти невероятную одежду — не хуже, чем в Лондоне. Особое внимание уделялось обуви: она должна была быть безупречной.
Ну, это уже в девяностые было. А раньше, когда даже нормальные джинсы невозможно было купить в магазине?
Слушай, да у меня тогда не было денег в ресторан сходить, не то что на фарцовщиков. Помнишь, была такая штука — «Гербалайф»? Так вот, я как-то купил. У них там была какая-то протеиновая смесь типа коктейля. И я стал ее пить, потому что зайти в столовую было невозможно. То есть я заходил, ощущал запах, и организм говорил мне: «Валер, это есть нельзя». На гастролях наши техники варили в гримерке югославский быстрорастворимый суп с петушком на этикетке — то еще удовольствие было тоже. Я видел в своей жизни всё: 54-е место в плацкартном вагоне...
Это боковая полка у туалета?
Именно. Всю ночь рядом с тобой хлопает дверь. А во время концерта где-нибудь на Севере могла на сцену выйти бабулька (а там печка прямо на сцене стояла) и сказать: «Ой, что-то холодновато, дай-ка я погреюсь». Аппаратуру сами таскали. Выгрузил из автобуса, переоделся в артиста, потом снова переоделся в грузчика. Зато когда поешь о лишениях, то понимаешь, о чем поешь. А это сразу чувствуется.
Сколько тебе нужно денег для полного счастья?
Много. Нужно зарабатывать больше, чем может потратить жена, как говорится. Вообще, деньги — не самое главное, конечно, но они тоже важны.
Если представить, что завтра твой последний концерт, с кем бы ты хотел его сыграть на одной сцене?
Я недавно услышал, что The Rolling Stones заканчивают работу турами. Я-то ее давно закончил, а они все продолжают. И вот я отменил все дела, купил за бешеные деньги билеты на заключительный концерт в Париже, взял дочь, ее бойфренда, свою любимую женщину, конечно, и полетел. И вот с ними на бэк-вокале я бы спел. Да что там, просто постоять хотя бы рядом с ними!
Расскажи в двух словах нашему молодому читателю: каково это, когда тебе шестьдесят?
Знаешь, Аркадий Арканов, недавно покинувший нас, на моем пятидесятилетии сказал тост: «Сынок, тебе пятьдесят, мне семьдесят. Пятьдесят — замечательный возраст, все хочется и можется, как в тридцать. Шестьдесят — чуть хуже: хочется так же, но можется уже меньше. Семьдесят — отвратительно: хочется как в пятьдесят, но не можешь даже как в шестьдесят. Но у меня есть приятели, которым восемьдесят, и они счастливы: ни хрена не можешь, но ничего и не хочется». В общем, ребята, смотрите на девчонок на обложках, радуйтесь жизни и постарайтесь сформировать правильные привычки. Сформируешь привычки — получишь характер. А получишь характер — получишь судьбу.
Ты считаешь, что добился всего, чего должен добиться мужчина к шестидесяти годам?
Я по-прежнему мечтаю заработать много денег. А так… Я помню, каково это — ездить на работу в шесть утра. И я счастлив, что когда-то рискнул, бросив это все. Я занимаюсь любимым делом, у меня есть любимая женщина и собака. И вот это я не променяю ни на какие деньги в мире. Остальное можно обсудить.
