Скажи-ка, Брайан, каким образом вышло, что серьезный парень, студент факультета астрофизики, однажды обзавелся электрогитарой, а потом взял да и превратил баловство в профессию?
Интересоваться музыкой и астрономией я начал одновременно, где-то в восьмилетнем возрасте. Они во мне прекрасно уживались, так что не могу сказать, что оставил одно увлечение ради другого. Западный Лондон, в котором я вырос, был в начале шестидесятых настоящим музыкальным муравейником. Двое участников Yardbirds учились в моей школе, а The Rolling Stones раз в неделю выступали в клубе в Ричмонде, в пяти минутах ходьбы от моего дома.
И поэтому в один прекрасный день тебе пришла в голову судьбоносная мысль сделать себе гитару.
Нет, дружок, я постарше, чем ты думаешь. Гитару я себе сконструировал гораздо раньше. Мне очень нравился саунд группы The Shadows, в которой начинал Клифф Ричард, и мне хотелось воспроизвести его на своем инструменте.
А как ты познакомился с Фредди Меркьюри?
Фред был другом Тима Стаффела– парня, который пел и играл на басу в моей университетской группе Smile. У нас была группа из трех человек: Тим, Роджер Тейлор и я. Играли прог-рок, запросто могли пять песен растянуть на три часа. Тим нас бросил, когда его позвали в другой коллектив. После этого Фредди заявил: «Я буду вашим певцом!» А мы в ответ: «Да ну?»
Ты только что признался, что не сразу разглядел в Меркьюри одну из самых луженых глоток рок-музыки.
Так и было. Он тогда работал в магазине одежды на рынке в Кенсингтоне. Когда мы познакомились, Меркьюри принялся лезть мне в лицо своими помпонами. Фредди тогда учился на дизайнера и большую часть времени рисовал портреты Джими Хендрикса. Несколько штук у меня до сих пор где-то валяется. В то время Фредди был довольно неотесанным парнем. Это потом он превратился в рафинированного ценителя прекрасного, а тогда носился по комнате как заведенный и все время что-то орал. Многие считали его сумасшедшим, и мы частенько задавали себе вопрос: «А вообще-то подходит ли он нам?»
Ну и когда твои сомнения рассеялись?
У Фредди было несколько качеств, которые меня убедили: его хлещущий через край энтузиазм и удивительная вера в себя и всех нас. Кроме того, он с удовольствием работал над ошибками: в его голове будто сидел строгий учитель, каждый раз бивший его линейкой по рукам. Так что с Фредди было очень легко работать.
Поэтому вы так удачно срослись в единое целое?
Нам повезло. Мы прекрасно ладили друг с другом и никогда не ссорились на гастролях. В студии все было наоборот: каждый насмерть стоял на своем. Во время работы над альбомами все постоянно хлопали дверью и грозились уйти из группы. Все мы, вопреки расхожему мнению, весьма скромные и застенчивые люди, а Фредди был застенчивее всех. Естественно, он боролся с этим, изображая Господа Бога на сцене!
По-твоему, склонность Фредди к театральным эффектам была производной его сексуальной ориентации?
Фредди был чрезвычайно колоритным персонажем, но я довольно долго не имел ни малейшего представления о том, что он гей. Он ведь начал водить мужиков за кулисы уже в восьмидесятых. В ранние годы в разъездах мы с ним постоянно делили гостиничный номер, и в то время на ночь у нас оставались в основном девчонки. У Фредди их было полно, и многие были в него безнадежно влюблены. Тогда мы думали, что Фредди, говоря по-современному, метросексуал. Шмотки и прически волновали его в первую очередь. Нас, впрочем, тоже, но Фредди в этом вопросе дал бы фору любому.
Не считая твоей пышной шевелюры, все прочие составляющие рок-н-ролльного образа жизни, похоже, обошли тебя стороной.
Да нет, я откусил свой кусок порога. Но еще в колледже принял решение никогда не принимать наркотики, так как хотел быть уверен, что все, что происходит со мной, происходит на самом деле. Мне дорога моя душевная тонкость. Я ведь очень эмоциональный человек. Музыка однажды взорвала мой мозг, и больше мне ничего не нужно. По сей день я не пробовал ни одного наркотика. Я и аспирина-то боюсь.
Как насчет выпивки?
Ну, врать не буду, за свою жизнь я выпил пару-тройку банок пива, чего уж там. Но перед выступлениями я не пью с 1974 года. Мы тогда играли концерт в открытом поле, на ферме в Пенсильвании. Разогревали Mott the Hoople, и организаторы не могли решить, кого выпускать раньше – нас или Aerosmith. Пока суд до дело, мы с гитаристом Aerosmith Джо Перри решили пропустить по стаканчику – и в итоге пропустили по бутылке. Когда я вышел на сцену, то долго не мог сообразить, почему первый аккорд, который я взял, длился десять минут. Кроме того, в поле воняло навозом. Помню, я подумал тогда: «Брайан, все это неправильно, давай больше так не делать».
После чего успех настиг вас стремительно и бесповоротно.
Мы много ночей сладко проспали, прежде чем проснуться знаменитыми. Накануне записи «A Night at the Opera» группа чуть не распалась. Мы уже заработали кучу денег, но никто из нас не видел в глаза ни пенни. Отчаянная была ситуация. Пианино Фредди было взято напрокат. Роджеру говорили, чтобы он экономил барабанные палочки. Все это безобразие продолжалось до тех пор, пока Джон Рид, менеджер Элтона Джона, не выкупил наш контракт и не подписал нас на другой лейбл. После этого все пошло в гору.
А тут и «Богемская рапсодия» весьма кстати подоспела…
Успех «Рапсодии» нас очень порадовал, но главным все-таки было ощущение экстаза, в котором мы пребывали, работая над ней. Помню, Фредди прибегал в студию с кучей бумажек (он их таскал у отца с работы), которые исписал заметками, и затем начинал бешено колотить по клавишам. Фредди играл на пианино примерно так, как все остальные играют на барабанах. В песне было полно дыр, но Фредди говорил, что вот тут будет шикарный оперный кусок, а тут – мощное соло... В голове он уже все придумал.
«Богемскую рапсодию» люто ненавидели панки. А как ты сам воспринял приход панк-рока?
У меня с ним не было никаких проблем. Когда мы работали над «News of the World», в соседней студии писались The Sex Pistols, и я постоянно перетирал о чем-то в коридоре с Джонни Роттеном. Он оказался очень вменяемым парнем, полностью преданным своей музыке. Однажды к нам в студию заглянул Сид Вишес и сказал Фредди: «Ты ведь тот самый парень, который несет оперу в массы?» На что Фредди ответил: «Да, а ты ведь, кажется, Саймон Ферошес или что-то в этом роде!» Короче, они поладили. Я искренне считаю «Never Mind the Bullocks» одним из лучших рок-альбомов всех времен. Единственное, с чем я не согласен, – это с заявлением, что до прихода панка не существовало хорошей рок-музыки. Это глупость: «Never Mind the Bullocks» – классический мейнстримовый рок-альбом. Послушайте ранних The Who и The Rolling Stones. Панк-рок был не революцией, а эволюцией.
К концу семидесятых за Queen закрепилась репутация королей вечеринок. Народ до сих пор вспоминает вечеринку в Нью-Орлеане в 1978 году по случаю выхода вашего альбома «Jazz». Ну там, стриптизеры-транссексуалы, карлики с подносами кокса на головах и все такое.
Когда мы приезжали в Нью-Орлеан, вокруг нас всегда ошивалась тьма всевозможных фриков, поэтому мы и решили устроить запуск диска там. Многие воспоминания о той вечеринке, конечно, преувеличены, но я не стану развенчивать никакие мифы. На самом деле я, считайте, на той вечеринке и не был. Понимаете, я неизлечимый романтик и той ночью ездил по Нью-Орлеану в поисках девушки, в которую влюбился в один из своих визитов туда. Девушку я тогда не нашел. Вот так: нет секса, нет наркотиков, нет рок-н-ролла.
В июне 2002-го ты исполнил на гитаре «God Save the Queen» – на юбилее королевы на крыше Букингемского дворца. О чем думал в тот момент?
Было очень страшно. Не потому, что я боялся упасть, а потому, что нельзя было ошибаться. Во время репетиций у нас ни разу не получилось все сыграть безупречно. Потом, когда мы уже должны были подниматься на крышу, двери старого скрипучего лифта ни в какую не хотели открываться. Пришлось спускаться вниз и опять подниматься – по лестнице. Помню, как я шел по коридорам, увешанным картинами старых мастеров, и молился. Похоже, мои молитвы были услышаны. На крыше все прошло хорошо. Теперь каждый раз, когда я еду мимо, у меня мурашки по коже.
Когда ты сейчас думаешь о Фредди Меркьюри, о чем вспоминаешь прежде всего?
С чего начать… Мне не хватает его чувства юмора, бешеного огня во взгляде, его неисправимой испорченности. Но прежде всего мне не хватает самого факта его присутствия на этом свете. Мне часто снится один и тот же сон, который оставляет меня в полной уверенности, что Фредди все еще жив. Потом я вспоминаю, что это не так, и тогда мне становится по-настоящему одиноко.
Queen и Пол Роджерс – в СК «Олимпийский» (Москва) 15 и 16 сентября.
