Объяснить современный статус Гонконга — это примерно как ответить на вопрос, чей Крым. Во-первых, немедленно обидишь очень много людей; во-вторых, формальный ответ может занять страниц двадцать мелким шрифтом. Это все еще усугубляется противоречивым китайским космизмом: китаец считает Китаем территорию, не всегда совпадающую с современными границами Китая. В зависимости от уровня национал-патриотического угара туда могут попасть и Япония, и обе Кореи, и Вьетнам и половина Малайзии.
В то же время любой китаец будет доказывать, что именно он и его семья из пятисот человек — настоящие китайцы, а вот соседняя провинция — нет. Современные гонконгцы — все как один с английским именем и китайской фамилией, они носители британских традиций, но от национального менталитета отказываться не спешат. То есть это восемь миллионов китайцев, пытающихся отбиться от поглощения континентальным Китаем.
Последнюю неделю Гонконг (название кантонское, но не исключено, что скоро город будет называться «Сянган» — те же символы, прочитанные на мандарине) неустанно бунтовал. Сначала мирно, потом со стычками с полицией, за которыми последовал арест 400 человек. А в эти выходные на улицы города высыпало два миллиона человек. Это не только невероятный показатель в абсолютном значении (последний раз такую недовольную толпу видели только во время арабской весны), но и в относительном: на улицы вышла четверть населения города!
Гонконг был территорией Великобритании с 1842 года. В 1898-м британская корона подписала с династией Цин договор аренды на 99 лет, то есть с обязательством вернуть город в 1997 году. Великобритания эти сто лет провела относительно спокойно, если сравнивать с тем, что происходило с Китаем. Не осталось ни династии Цин, ни вообще императорских династий. В маоистскую эпоху Пекину особенно не было дела до маленького рыболовецкого городка на самом юге. А тот незаметно развился в мировой финансовый центр. А потом и Китай из аграрной страны рванул во вторую экономику мира.
В 1997 году Гонконг торжественно отошел Китаю по принципу 一国两制 («Одна страна, две системы»). Это дань еще одной древнейшей китайской традиции — назвать что-то обязательно с использованием числительных, а потом уже придумывать этому определение. Условия «двух систем» постоянно мутируют, и Пекин пытается получить все больший контроль над Гонконгом. Формально континентальный Китай соблюдает правила паритета: у Гонконга во Всекитайском собрании народных представителей 36 человек — на 2980 кресел, из которых 2115 занимают члены Компартии. То есть вес голоса у Гонконга в политике Китая примерно нулевой.
Точкой кипения для гонконгцев стало принятие закона об экстрадиции — процедуры, позволяющей высылать подозреваемых в совершении преступлений в других странах в эти самые страны. Причем у закона есть светлая и темная сторона. С одной стороны, Гонконг остается общемировой «прачечной», условия для отмыва денег все еще хорошие, особенно если эти деньги пришли из материкового Китая. И в данном случае Пекин понять можно. С другой стороны, Гонконг — это убежище антикоммунистических диссидентов, а противостояние «большому брату» стало локальной идеей. Если применить на население Гонконга китайские законы, то выслать по закону об экстрадиции можно чуть ли не четверть города, которая, к слову, и вышла протестовать.
Первые протесты начались еще 14 апреля, но правительство продолжало гнуть свою линию под давлением Пекина. Недовольство нарастало, и к десятым числам июня начались стычки с полицией, в результате которых пострадало 80 человек. Призывать к протестам стали даже сайты для взрослых, а для координации действий гонконгцы начали использовать Telegram — главное оружие протестующего в конце 2010-х годов.
Вчера административный секретарь Гонконга (по сути — губернатор) Кэрри Лам заявила, что рассмотрение закона приостановлено на неопределенный срок. Однако представители протестующих подчеркнули, что не ослабят давления, требуя глубоких реформ и отставки официальных лиц.
