Как ты стал актером?
Я стал им еще в детстве — когда показывал приступы эпилепсии своим родственникам и падал со стула. Я много думал: почему одни становятся артистами, а другие — нет? Кто-то говорит: надо учиться. Все это бред собачий. Надо просто быть абсолютно психически нездоровым человеком с нарциссическими наклонностями. Единственный способ конвертировать такой диагноз в денежные знаки — стать либо артистом, либо политиком.
На заре карьеры ты жил в США. С какими сложными бытовыми ситуациями ты сталкивался?
Да у меня до сих пор сложнейшая бытовая ситуация! Я живу на последнем этаже — шпаклевку пробило дождем, потолок обвалился. Я смотрю сквозь эту дырку, и она мне так нравится, что я уже не хочу ее заделывать. Да, я спал в машине и подрабатывал выгулом собак с совком для говна и официантом. Но это просто студенческая жизнь, в этом нет ничего экстремального. Вот моя дочь скоро пойдет работать в «Макдоналдс». Но новое поколение все равно не прочувствует, каково это — жить в голодных девяностых. Может быть, и не надо им этого понимать.
В «Игре престолов» ты сыграл Стира, вождя людое…
Если меня еще хоть один журналист спросит про эту роль людоеда, я его сам насажу на вертел. Следующий вопрос!
В западном кино ты играешь преимущественно восточно-европейских бандитов, и новый фильм Нолана «Довод» — не исключение. Тебя не тяготит это амплуа?
У меня другой код отношения к моей профессии. Безусловно, иногда я думаю: «Ну сколько можно! Опять эти плохие русские!» Я понимаю и исторический контекст, в котором сформировались эти стереотипы, но я настолько люблю работать, что если меня просят, то я играю хоть плохого русского, хоть стул, хоть Маяковского. Например, в фильме Майкла Бэя «Шестеро из подполья» меня даже в кадре не особо видно, но на съемках я провел три месяца, и это был удивительный опыт. Для меня это все — путешествие, мной движет азарт. Если меня это увлекает, то мне все равно кого играть. На Западе карьера строится от твоего резюме, списка твоих ролей, с кем ты уже поработал. А в России я не обделен драматическими ролями.
Образы гангстеров в современном кино и сериалах тоже драматичные и сложные. А в экшенах они более однозначные, да?
В экшенах просто времени нет на это. Там надо быстро, шаблоном показать: этот — плохой, а этот — хороший. А в сериалах теперь нет ни плохих, ни хороших, есть неоднозначные персонажи, характеры, за которыми интересно наблюдать: он такой плохой, а почему?
В реальной жизни тебе приходилось сталкиваться с русскими гангстерами?
Честно говоря, нет. В моем понимании гангстеры — это не те, кто в кожаных куртках сидят и решают, кого сейчас убить. Они все очень разные, они меняются, мимикрируют, эволюционируют. Вот Лукашенко — это чистый гангстер, по моему мнению. А тот лютый жесткач, что творился в девяностые, он ушел. Я только позавчера приехал из Карабаша Челябинской области, самого экологически грязного места на планете. Местные рассказывали мне, как это было. Мы все помним эти картинки, могилы с мраморными мерседесами… Те, кто остался в живых, уже отошли от дел или пошли на государственную службу. Кто-то храмы строит. Вот в сериале «Бригада» была предпринята попытка посмотреть на них с другой стороны. Это сложная история, но она интересная, как и действительность постсоветской Восточной Европы становится безумно интересна всему миру. Зритель стал международным, он хочет смотреть не только про себя — неслучайно «Чернобыль» так выстрелил. Сейчас появляются немецкие, бразильские, японские сериалы — все нации рассказывают о себе, подчиняясь неким общим повествовательным законам. Когда мы смотрим традиционное индийское кино, для нас это все не очень правдоподобная история. Но появился сериал, который рассказал об индийской жизни без музыкальных номеров, — и взорвал «Нетфликс». Мы ведь понимаем, что индийцы не танцуют каждые пятнадцать минут?
Современные российские антигерои — это силовики разной степени развращенности. Их эволюция тоже достойна художественного осмысления?
Кирза — это отдельная тема, и не только в России. Кирза, она везде кирза. Люди в погонах захватывали и руководили самыми разными территориями. Безусловно, здесь большое поле для фантазии. Это ведь тоже люди: все родились из одного места, были детьми, а вот дальше судьбы у них поменялись, они пришли к чему-то. Это всегда интересно, да.
Как ты воспринял проникновенные ролики своих коллег за поправки к Конституцию?
Мне кажется, это клоунада, а поправки — странная, архаичная и безумная вещь. На мой взгляд, иного мнения быть не может. Но, как я уже сказал, все люди разные, и, возможно, они искренне не понимают того, что для нас очевидно. Есть рыбы с мечом на носу, есть странные игольчатые создания, есть похожие на жирафов… Так же и среди людей очень большое внутривидовое разнообразие, и в головах у них может твориться что угодно.
Возвратимся к сфере твоих непосредственных профессиональных интересов. Что ты делаешь со своим ростом, если партнер в кадре сильно ниже?
Я расставляю ноги шире. По большому счету, это никого не напрягает: камера позволяет сделать так, что ты ни за что не догадаешься, какого роста актер. Том Круз нам кажется здоровым, а он вообще кар… то есть небольшого роста.
Правда или миф, что актеру выраженной европейской внешности в наши дни на Западе труднее получить роль?
Мне кажется, это миф. Дело в другом. Надо, чтобы фильм показывался во всех странах, а в них живут разные люди, и чем более мультикультурный каст, тем лучше, наверное. Но я с этим не сталкивался, поэтому ничего не могу на этот счет затопить. Я могу понять всю болезненность темы: перегнать людей на другой континент, разделяя семьи, под плетками, — это действительно страшная трагедия, и она долго может быть у людей в крови. Но эта истерия непонятна русскому человеку: мы сталкивались с рабством, только сами будучи рабами, поэтому мы над этим подшучиваем. Но мы один из самых толерантных народов, потому что всю жизнь жили бок о бок с другими народами.
А откуда тогда объявления «сдается только славянам»?
Не думаю, что это имеет отношение к расизму. У меня огромное количество друзей разных рас…
Ну, ты принадлежишь к культурной элите страны, даже двух. А мы говорим об общем состоянии социума.
Я, как Песков, скажу тебе: за общее не берусь! Я вам уже ответил на этот вопрос. Удивительный, конечно, человек, надо у него учиться. Он гений!
Ты сделал два поэтических шоу на основе поэзии Бродского и Маяковского. Это способствовало их пониманию на Западе?
Бродского понимали и будут понимать: он писал на английском, он переведен, у него Нобелевская премия. Маяковский — тоже фигура мирового масштаба, первый рэпер. Он и его дружки — Малевич, Кандинский — стояли у истоков всего авангарда двадцатого века. В части искусства слова он был непревзойденным. Мы с творческим объединением «Сила света» сделали два проекта, где световое шоу сочеталось с поэзией: с Маяковским — на русском языке, а с Бродским — на английском. И за Бродского получили приз в Сиэтле.
Но получается, что Маяковский остался локальным явлением, его в Америке знают лишь специалисты…
Ему уже по барабану, знают его в Америке или нет.
А вот, кстати, и трейлер «Петровых в гриппе»…
