Окаянный день: невероятная история появления фильма «День сурка»

В кинопроизводстве удача всегда висит на волоске. Сплошь и рядом команда, состоящая из гениального режиссера, великих актеров и матерого сценариста производит на свет нечто настолько неудобоваримое, что после премьеры творцы расходятся, стараясь не смотреть друг другу в глаза…

Идея

После окончания университета с дипломом биолога и степенью магистра в области телерадиовещания, Дэнни Рубин уже пять лет жил в Чикаго, халтуря тут и там на мелкой творческой работе: сочинял репризы для детской передачи, играл в скетчах на самодеятельной сцене и писал сценарии видеоинструкций. Самый захватывающий обучающий фильм, вышедший из его печатной машинки, назывался «Как собрать открытый навес».

Однажды Рубин наткнулся на интервью с основателем гремевшего на всю страну чикагского импровизационного театра Second City. В интервью провозглашались планы наводнить Голливуд местными талантами. В труппу театра Рубин не входил, но формально тоже мог считаться одним из чикагских талантов, а потому решил попробовать себя в создании сценария блокбастера.

После двух дней усиленного мозгового штурма у Рубина было пятьдесят идей для фильмов. Отбросив сорок, он оставил десять самых многообещающих.

Безрезультатно помыкавшись по продюсерам, Рубин понял, что куда эффективнее на презентациях будет выглядеть не голая идея, а готовый сценарий. Для воплощения он выбрал наиболее крепкий из замыслов. Ты не угадал! Это был «Институт Нибидера». Друзья похвалили сценарий, и Рубин взялся за второй. И это, конечно, был «Глушитель».

Если открыть любой американский учебник по сценарному мастерству, то прочтешь: «Шаг первый: бросай все и переезжай в Лос-Анджелес». Рубин так и поступил.

Творческих вакансий в Голливуде оказалось еще меньше, чем в Чикаго. Новый агент Рубина сосватал было своего клиента, имевшего опыт написания сценок для детей, студии Диснея, но «Дисней» уволил начинающего сценариста еще до того, как тот вышел на работу. Агент посоветовал не вешать нос, а поскорее написать что-нибудь свеженькое, что можно было бы предъявлять потенциальным работодателям.

Легко сказать, свеженькое… За три года список из десяти идей уже и самому Рубину опостылел. А из не успевших набить оскомину мыслей в голове крутилась лишь одна, навеянная недавно прочитанной кровопийской книгой Энн Райс «Вампир Лестат»: каково это — быть бессмертным? Стал бы характер такого вечного человека со временем меняться? Наверное, да. И это хорошо. Ведь любой фильм — это, по сути, история преображения героя. Значит, нужно показать, как постепенно годы и века жизни обтесывают и формируют личность. Вот только не хочется сваливать в одну кучу и Древний Рим, и Французскую революцию, и Вторую мировую — это будет какая-то каша. Как бы это все подать покомпактнее? Как показать бесконечное путешествие, оставаясь на одном месте?

И тут до Дэнни Рубина дошло, что ответ он нашел еще несколько лет назад.

Сценарий

Теперь надо было выбрать день, в котором, как муха в смоле, застрянет герой. Начав перебирать 365 возможностей, Рубин столкнулся с тем, что все лежащие на поверхности и первыми приходящие на ум красные дни календаря делали сюжет предсказуемым. Возьми Рождество — и у тебя получится очередной фильм о семейных ценностях. Остановись на Дне святого Валентина — и он заставит вывести на первый план любовную историю. Киноиндустрия изрядно потопталась на этих полях, и у зрителей выработались условные рефлексы.

Рубин взялся тупо листать календарь. Сегодняшняя дата — 29 января 1990 года. Так… Он перевернул одну страницу, вторую… На четвертой остановился: 2 февраля, День сурка.

Это сейчас даже россиянам смысл иноземного Дня сурка понятен больше, чем предназначение сермяжного Дня народного единства, а тридцать лет назад даже в самих Штатах об этом празднике знали только производители календарей, которым надо заполнять страницы чем-то кроме фаз Луны. День сурка в Панксатони был так же экзотичен, как нынешний День медведя в Ярославле (несомненно, достойный праздник, который еще ждет своего часа). Но по случайности Рубин краем уха слышал о Дне сурка. Более того, непонятно откуда, но он запомнил, как называется один из городков, в котором его отмечают, — Панксатони. Это все и решило.

Первый вариант «Дня сурка» был написан за четыре дня. Правда, до этого Рубин семь недель составлял подробный план сценария — писал обрывки диалогов, возможные шутки и сценки, придумывал персонажей. Организующим стержнем Рубин избрал классическую модель Кюблер-Росс, описывающую эмоции людей, переживающих горе: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Когда в следующий раз будешь пересматривать фильм, обрати внимание: именно в этой последовательности Фил Коннорс реагирует на злоключения, выпавшие на его долю.

В книге воспоминаний «Как написать „День сурка“» Рубин приводит оригинальную версию сценария целиком. Эмбрион будущего шедевра чем-то напоминает демоверсию любимой песни. Это как запись на домашнем магнитофоне, а не в студии с оркестром. Мелодия еще не отшлифована, но припев и многие любимые строчки уже на месте. Остановимся на некоторых отличиях.

Герою всего 28 лет, это его первая командировка в Панксатони и вообще первый день на посту ведущего прогноза погоды. К началу истории Фил давно пребывает во 2 февраля. О том, как он дошел до такой жизни, мы узнаем из назойливого закадрового повествования, сопровождающего нас весь сценарий.

Фил соблазнил 49 из 63 незамужних женщин Панксатони и безуспешно подбивает клинья к пятидесятой — местной любительнице поэзии. Рита, конечно, тоже присутствует в его жизни, и он тоже в нее влюбляется, но эта линия не слишком выделяется среди других перипетий.

Решив, что главный его враг — тезка-сурок, Фил затевает большую, на несколько сцен, охоту на грызуна. Попутно выясняется, что сурок охраняется почти как президент, поскольку многие панксатонцы ненавидят символ города и регулярно совершают на него покушения.

Изрядная часть сценария отдана попыткам покинуть город. Убедившись, что все дороги завалило, Фил использует снегоуборочный грузовик, мотосани и добирается до аэропорта, но из-за погодных условий ни один город не принимает. Впрочем, бесчисленные попытки однажды позволяют Филу угнать легкомоторный самолет, и, освоившись с управлением, он прилетает с визитом к далекой маме.

Вместо ледяной скульптуры Риты герой высекает ее бюст из мрамора. Работать с таким неподатливым материалом Фил научился, подружившись с кладбищенским камнерезом.

Хеппи-энд с избавлением от дурной бесконечности имел совсем уж горький привкус. Проснувшись 3 февраля, Фил бросается догонять Риту, первым делом с утра сбежавшую из постели. Но героиня, которая, похоже, совершенно не испытывает к нему теплых чувств, объясняет, что она устала в десятитысячный раз просыпаться рядом с ним. Рита находится в собственной временной петле следующего дня.

В целом история получалась заметно мрачнее. Чего только стоят не вошедшие в фильм, но оставшиеся в черновиках эпизоды, в которых Фил, соревнуясь сам с собой, устраивает резню, чтобы вычислить, сколько жителей Панксатони он сможет убить за один день.

Рубин не был уверен, что студии ухватятся за комедию, в которой герой пытается свести счеты с жизнью замысловатыми способами, но ничего другого он предложить не мог, поэтому отправил рукопись агенту.

При всей непропеченности и неотшлифованности история цепляла. «Когда на двенадцатой странице до меня дошло, что один и тот же день повторяется снова и снова, это взорвало мозг», — вспоминал продюсер Тревор Альберт.

Сценарием заинтересовались две кинокомпании: скромная и не дожившая до наших дней IRS Pictures и процветающий гигант Columbia. IRS не сулила золотых гор, обещая трехмиллионную постановку с начинающим режиссером, зато Рубину пообещали, что сценарий не подверг­нется никаким изменениям. В Голливуде среди сценаристов ходит что-то вроде байки, описывающей типичный восторг продюсера при виде удачного сценария: «Это гениально! Теперь нам надо найти кого-нибудь, кто все это полностью перепишет!» Так что предложение IRS звучало соблазнительно. Но у «Коламбии» было два козыря: большой бюджет и режиссер Гарольд Рамис.

Режиссер

Сценарист знаковых «Зверинца» и «Охотников за привидениями» и режиссер не слишком популярного у нас, но разошедшегося по ту сторону Атлантики на цитаты «Гольф-клуба» — Рамис, по словам журнала «Нью-Йоркер», для духа современной комедии сделал то же, что «Элвис для рока, а Эминем для рэпа». Ты прекрасно знаешь Рамиса и в лицо: это тот самый охотник за привидениями, который не Мюррей и не Эйкройд. В «Дне сурка» он тоже сыграл крошечную роль — невролога, рассматривающего рентгеновские снимки черепа Фила.

До того как начать комедийную карь­еру, Рамис успел побыть санитаром в психиатрической клинике (позже он утверждал, что это научило его находить общий язык с актерами) и редактором в Playboy. Работа в «Плейбое», впрочем, была связана с юмором. Рамис отбирал присланные читателями шутки для рубрики анекдотов. Чем-то это походило на бесконечное повторение одного и того же дня. «В первую же неделю выяснилось, что в 95% случаев нам присылали бородатые анекдоты, которые я уже слышал. Каждое утро, вскрыв гору конвертов, я приступал к чтению. На письмо уходила где-то секунда. Я начинал читать сразу с последней строчки и, если не узнавал анекдот, откладывал письмо на потом, чтобы посмаковать. И не потому, что шутка была хорошей, а просто потому, что она хоть чем-то отличалась от общей массы».

Покончив с глянцевой журналистикой, Рамис присоединился к чикагской труппе театра Second City, где подружился с Джоном Белуши и Биллом Мюрреем. К тому времени, когда Белуши, а затем и Мюррей были взяты живыми на небо — в нью-йоркское шоу Saturday Night Live, Рамис перебрался в глушь, в Канаду. Тамошнее ответвление Second City запустило собственное скетч-шоу Second City Television, и Рамис стал одним из его актеров и сценаристов (из-за этого даже многие канадцы до сих пор ошибочно считают Рамиса своим земляком). Голливудская карьера, подобно ракете, стартовала с баснословного успеха «Зверинца» (1978), превратившего трехмиллионный бюджет в 142 миллиона прибыли. А такая отдача открывает все двери.

Продолжая оставаться успешным сценаристом, Рамис, увы, торпедировал себя как режиссер провалившейся комедией «Клуб „Рай“» и с 1986 года ничего не снимал. «День сурка» должен был вернуть его в строй.

«История меня тронула. Когда я закончил читать сценарий Рубина, у меня стояли слезы», — рассказывал Рамис. Сентиментальность тем не менее не помешала ему начать переделывать текст.

Ухаживания за упрямой пятидесятой женщиной, той самой не поддававшейся на уловки Фила любительницы поэзии, были добавлены к линии Риты. Оператор Ларри перестал только держать камеру и обзавелся характером. А главное, зрителям была дана возможность очутиться в первом повторении 2 февраля и пережить его вместе с героем.

На главную роль Рамис сначала прочил Чеви Чейза, которого уже снимал в своих хитах «Гольф-клуб» и «Каникулы», но комик не проявил интереса. Том Хэнкс также отверг предложение. Когда «Сурок» выйдет на экраны, Гарольд Рамис столк­нется с Хэнксом на улице, и тот скажет: «Я правильно сделал, что отказался. У меня амплуа слишком милого парня для такой роли. Все бы сразу поняли, чем закончится фильм. А вот с Мюрреем никогда не знаешь, что будет».

Звезда

Мюррей с самого начала карьеры вел себя непредсказуемо. Было бы неправильно сказать, что Билл плыл против течения, — скорее, он не проявлял никакого желания лезть в воду.

Засветившись в Saturday Night Live, он отверг шанс выйти на большой экран в предложенной роли в «Зверинце». Снявшись в прибыльных «Фрикадельках» и моментально оказавшись заваленным предложениями ролей в новых комедиях, он, к недоумению поклонников, предпочел сыграть роль основателя гонзо-журналистики Хантера С. Томпсона в глубокомысленном байопике «Там, где бродит бизон». Появившись в «Гольф-клубе» и «Добровольцах поневоле» (оба были сделаны с Рамисом), Мюррей затем снялся в экранизации «Острия бритвы» Моэма. После «Охотников за привидениями» предлагаемые ему гонорары достигли пятимиллионной отметки, но он на четыре года умотал с семьей во Францию, где мимоходом шесть месяцев изучал историю и философию в Сорбонне.

Отсылая сценарий Мюррею, Рамис не надеялся даже на ответ. Однако вскоре раздался звонок. «Неплохо», — сказал Мюррей.

К началу 1992-го Рубин, переписавший пару раз по указке Рамиса свое детище, уже смирился с тем, что к тексту его больше не допустят. Но тут Мюррей вызвал сценариста в Нью-Йорк, и следующие две недели они приспосабливали историю под видение Билла.

Кроме того, они вместе посетили Панксатони, чтобы увидеть, как на самом деле проходит День сурка. Из поездки Рубин извлек три важные вещи. Во-первых, он понял, что писал Punxsutawney с ошибками. Во-вторых, увидев конкурс ледовых скульптур, сообразил, что это ремесло смотрится гораздо органичнее долбежки куска мрамора. В-третьих, в местной газете ему встретилось упоминание об «Аукционе холостяков» и вечернем банкете — идеальный антураж для завершения фильма.

Студия

В мире чистогана участь художника — молча кивать, скрипя зубами. Исключения, когда заказчик (студия или канал) не вмешивается в то, что создается на их денежки, легко пересчитать по пальцам. Экзистенциальная комедия напрягала боссов Columbia Pictures, и они напористо предлагали улучшения. Иногда это были пустяки: «А давайте назовем не „День сурка“, а „Один прекрасный день“! У нас давно уже есть права на песню с таким названием».

Но часто их настоятельные рекомендации рвали сами основы вселенной этой картины. В исходном варианте сценария Фил провел в Панксатони примерно 250 лет. Рамис склонялся к тому, что перерождение героя заняло десять лет. У студии было свое оригинальное видение: две недели. По их мысли, если Фил проторчит во 2 февраля больше двух недель, зрители не выдержат такого поворота событий.

Рамис поступил дипломатично. Он не стал делать акцент на точном сроке пребывания во временной петле, убрав придуманный Рубином способ времяисчисления: Фил каждое утро подходил к гостиничному книжному шкафу и прочитывал одну страницу книги. Где-то в середине сценария он кричал: «Я прожил в этом городе шестнадцать романов, двенадцать сборников стихов, девять томов по истории, двадцать любовных книжонок, кучу руководств по домашнему ремонту и альбом выпускников средней школы! Но никто тут так и не знает, как меня зовут!»

Больше всего нервов вымотало желание студии знать причину, по которой герой попал в дежавю без конца и края. Ответ «Потому что потому» их не устраивал, и сверху спустили распоряжение: пусть это будет цыганское проклятие.

Рубин и Рамис обреченно предприняли несколько попыток придумать абсолютно ненужную объясняющую сцену. В одном варианте Фил расплачивался за то, что пролез без очереди на концерт Iron Maiden, оттолкнув цыганку с внуком. В другом — на Фила насылала злые чары брошенная им девушка: прочитав заклятие из книги «101 колдовской заговор», она разбивала молотком часы.

Перед началом съемок в «Коламбии» сменилось руководство. Новый босс изучил сценарий и, постучав ногтем по сцене проклятия, спросил Рамиса: «А это нам зачем?» «Действительно, — сказал Рамис. — Лучше выкинуть. Как здорово вы придумали! Спасибо!»

Съемки

Роль Панксатони (штат Пенсильвания) играл Вудсток (штат Иллинойс). Рамис хотел снимать легкий фильм, а Мюррей настаивал на трагичной интонации. Но они как-то находили компромиссы. Правда, не всегда. Когда их противостояние накалилось до такой степени, что звезда отказалась слушать любые указания режиссера, было решено нанять посредника, который бы передавал Мюррею слова Рамиса. Мюррей сам взялся выбрать такого человека. На следующий день перед режиссером предстала новая ассистентка актера. Она оказалась совершенно глухой.

Все было готово для сцены пробуждения Риты и Фила 3 февраля, но Мюррей опять заартачился: «Как я могу сниматься, если я не понимаю, что происходит? Так они в итоге переспали или нет? От этого зависит, как я должен выглядеть — быть в той же одежде, в которой заснул, или лежать голым под одеялом».

Чтобы избежать споров и опять не загубить полдня съемок, Рамис предложил присутствующим проголосовать. Голоса разделились. И тогда раздался дрожащий от волнения, но полный уверенности в своей правоте голос юной помощницы декоратора: «Их одежда должна быть та же, что и накануне. Если будет по-другому, вы просто испортите весь фильм».

Они не стали портить фильм.

Вечная жизнь

Недотянув нескольких центов до 71 миллиона долларов, «День сурка» стал второй самой успешной комедией 1993 года. Первое место досталось «Миссис Даутфайр», которая загребла 441 миллион. 441 миллион! «Миссис Даутфайр»! (Прости за эмоции, просто у нас нет слов!) Настоящее признание пришло только в 2018-м, когда журнал MAXIM провел опрос «100 лучших комедий, по мнению российских комиков». И вот в этом-то достойном списке «Сурок» занял первое место.

Но, если серьезно, ты и так знаешь, что время расставило все на свои места. Даже сама фабула «Дня сурка» с тех пор стала отдельным жанром. В Википедии можно найти статью с перечислением фильмов с «сурковым» движком. Сейчас там 50 пунктов. Наверняка к концу года прибавятся еще два-три.

Через два дня после премьеры продюсеру фильма Тревору Альберту позвонили с тревожным известием: у дверей нью-йоркского кинотеатра собирается толпа евреев-хасидов с плакатами. Первой мыслью Альберта было, что комедия чем-то возмутила фанатиков. Но смысл сборища оказался прямо противоположным: иудеи были восхищены, насколько точно в «Сурке» показаны идеи мицвы — добрых дел. Потом пошли потоки благодарных писем от христианских священников, увидевших в картине притчу об искуплении грехов. Буддисты хвалили то, как точно показан путь героя к просветлению.

Много лет спустя Рамис на вопрос интервьюера об одинаковой популярности фильма среди таких разных религиозных течений ответил: «Мы настолько мирские люди, насколько это возможно. Мы не снимали фильм о вере в какого-то из богов. Мы снимали фильм о вере в человечность».

Когда Рубин писал сценарий, в самых смелых мечтах ему представлялось, что если его историю снимут и если картина станет успешной, то ее, возможно, будут показывать по телику каждый год 2 февраля. Такие фантазии казались фантастичнее самого сюжета, и он их, смущаясь, отгонял. Нельзя специально создать классику, но иногда это получается случайно.

Откуда мыслишки?

После выхода фильма сразу два писателя-фантаста подали в суд, обвиняя авторов «Дня сурка» в плагиате. Ричард А. Лупофф утверждал, что украдена идея его рассказа «12:01»: герой попадает в шестидесятиминутную временную петлю. Кен Гримвуд усмотрел параллели со своим романом «Повторное воспроизведение»: человек раз за разом переживает 25-летний цикл, умирая в 43 года и возвращаясь в тело 18-летнего себя. Позже оба писателя согласились, что тема временной петли не так уж и нова, и отозвали иски.

Стоит заметить и то, что советский фильм 1987 года «Зеркало для героя» в упомянутом нами списке представителей жанра «день сурка» стоит вторым. До него был японский «Девочка, которая прыгнула сквозь время» 1983 года.

^{Фото: Getty Images, East News, Legion Media}